— Не было.
— И не было рыцарей в алых и лазурных плащах?
— Нет.
— И витязей в серебряных плащах?
— Да, они были, — ответила Аойда. — Только это были не витязи.
Она хорошо рассмотрела людей в серебристых плащах — это были люди без лиц: такая же сверкающая ткань, которая складками плащей скрывала их фигуры, скрывала и лица, оставляя только узкую черную щель для глаз.
А два дня спустя оттуда же, с севера, пришел Ледяной Караван — вернулись те немногие, кто остался в живых после битвы в Эрисих-тонийском ущелье, и привели с собой повозки, запряженные боевыми конями. На повозках лежал скорбный груз — погибшие воины, и в первой лежал Гириэй Ферет. Студеным холодом веяло от повозок — зимний холод сковывал мертвых в жаркий день; изморозь лежала на лицах погибших, покрывала их одежду и доспехи. Тление не тронуло их тел, пока траурный обоз несколько дней полз по пыльным душным дорогам, но едва телеги остановились во дворе замка Ферет, закапала, потекла морозная наледь.
Заплаканная Теано, баронесса с непроницаемым лицом и Аойда вышли во двор.
— Колдовство? — спросила тихо госпожа Аргия.
— Конечно, — холодно бросила Аойда.
Она пошла вдоль ряда повозок. Она знала, кого сле-довало искать, но не нашла их.
— Где Абант? — резко спросила Аойда. — Где Пройт? — Она обернулась к тем, кто вернулся живыми. — Где они?
Уцелевшие не знали.
— Найдите же! — повелела Аойда. — И пусть кто-нибудь расскажет, что случилось в ущелье?
Рассказ был незатейлив: дружина стояла в ущелье и поджидала неприятеля, но вместо того увидели ужасающих чудовищ…
— Все видели чудовищ? — допытывалась Аойда.
— Да, госпожа. В том-то и дело, что каждый из нас видел чудовищ, но не видел товарищей, — сказал один солдат.
— А что делал ты? — спросила Аойда.
— Сначала я сражался, — ответил солдат бесхитростно. — Но чудовищ было слишком много, и мой меч скоро сломался.
— И что дальше?
— Тогда я упал на землю и притворился мертвым, — признался солдат. — Да и все прочие из тех, кого вы изволите видеть здесь живыми, поступили также. Мы все трусы, госпожа!
Он смело взглянул в глаза Аойде.
Баронесса Аргия, вдруг поняв всю истину, зажала в зубах платочек, чтобы не вскрикнуть.
Аойда произнесла медленно:
— Нельзя быть храбрыми, когда встречаешься с колдовством. Мне не в чем винить вас, воины…
Когда они отошли, госпожа Аргия сказала тихо то, о чем Аойда догадалась раньше:
— Они перебили друг друга там, в ущелье…
— Да, тетя, — согласилась Аойда. — Но в этом не их вина.
Баронесса кивнула, соглашаясь.
— Теперь вы понимаете, как этот колдун побеждает всех?
— Да, — ответила баронесса.
Абанта и Пройта среди мертвых не было; не нашлось и тех, кто видел их во время или после битвы с мнимыми чудовищами.
— Абанту была предсказана смерть, Пройту — позор, — печально сказала Аойда после похорон. — Мы встретили в лесу ворожею… — И она рассказала госпоже Аргии о гадании на чаше.
— Абант мертв, — с болью сказала Аргия.
— Если он не мертв сейчас, то умрет в этом году, — сказала Аойда. — Это судьба. Времена смутные, тетя. Поэтому необходимо ввести Теано в права наследства.
Баронесса согласилась.
Она тут же позвала Акрисия-звездочета и приказала ему вычислить ближайший благоприятный для этого день. Акрисий замкнулся в своей каморке и вскоре принес список благоприятных дней — ближайший выпадал на завтра.
— Завтра и произведем обряд,. — решила госпожа Аргия. — Ведь ты сможешь, Аойда.
С утра, едва встало солнце, Аойда начала облачаться в церемониальное платье. Не думала она, что придется ей надевать его раньше, чем застынут лужи, а вот гляди ж ты, выдался случай!
Она надела тонкую шелковую рубаху и штаны из черного бархата, опустила ноги в легкие летние сапожки. Потом нянька помогла ей надеть бархатную тунику. Туника была довольно весома: оплечье было обшито старинными монетами и платиновыми бляшками. Нянька укрепила тяжелый треугольный набрюшник, набранный из платиновых пластинок, и перетянула фигуру Аой-ды богато разукрашенными ремнями. Спину закрыла кольчужная сетка, укрепленная на ремнях. Бедра прикрыли чешуйчатые ножные латы.
Длинные волосы девушки нянька собрала в хвост высоко на затылке, надежно перевязала лентой и надела на голову толстую вязаную шапочку; волосы она пропустила в отверстие на макушке шапочки.
Нянька закрепила на шее Аойды кольчатый воротник из золота, после чего принялась украшать лицо. Тонкой щеточкой нянька нанесла на ресницы сурьму, нарисовала на верхних веках тонкие стрелки, подчеркивающие разрез глаз. Толстой кисточкой положила на щеки румяна. Смочив карминной помадой кончик мизинца, нянька подкрасила Аойде губы, после чего занялась наконец шлемом. Она пропустила волосы в отверстие вверху шлема, тщательно расчесала их, перевила алой лентой; затем укрепила на шлеме крылатую золотую диадему с защищающей нос стрелкой. Над переносицей нянька укрепила перья цапли, белые и окрашенные в алый цвет.
Плащ был длиной в три ярда, тонкий, шелковый, алый; ма лейший ветерок заставлял его трепетать в воздухе. Этот плащ не мог быть защитой от непогоды, зато был красив.
…Давно минули времена, когда женщины наравне с мужчинами участвовали в походах; давно минули те времена, когда юные красавицы вызывали кандидатов в женихи на поединки, испытывая, достойны ли они их руки. Но девичий убор княжон и рыцарских дочерей хранил еще в себе воспоминания о тех далеких днях. Считалось стыдным для молодой девицы из знатной семьи не уметь стрелять из лука или фехтовать легким, так называемым Женским, мечом…
Именно такой меч занял место в ножнах Аойды, и она, звеня всем металлом, который был на ней навешен, сошла в Главную залу замка Ферет.
Теано была уже здесь в костюме, похожем на костюм Аойды, но не таком великолепном. Плаща на ней не было; меч лежал на бархатной подушке, положенной на широкую скамью.
Рядом лежал сложенный плащ василькового цвета.
Аойда встала, обратясь лицом к семейному божеству Фере-тов, и произнесла надлежащую случаю речь: вспомнила о славном прошлом рода Феретов, упомянула, что и ее мать носит имя Фереты. После этого, подозвав Теано, она взяла в руки меч, лежавший на подушке, и, поклявшись с оружием, объявила:
— Я, Аойда из рода Мунитов, призываю тебя, дочь Гириэя, на служение моему роду, ибо не осталось в твоей семье мужчин. Я, Аойда Мунита, нарекаю тебя, дочь Гириэя, именем Герса Ферет.