Шано ухмыльнулась и направилась к стоянке. Забота патрона ее приятно удивила и была как нельзя кстати.
Поэтому, очутившись дома, она первым делом позвонила патрону; предварительно, правда, наполнив ванну горячей водой и погрузив в нее уставшее за день тело.
— Ну? — вместо приветствия произнес в трубке голос Мюллера.
— Это я, патрон, — сказала Шано, — только что приехала.
— Догадываюсь, — ответил Мюллер. — И уже валяешься в ванне, вместо того чтобы поспешить с докладом.
— Экий вы проницательный, — съязвила Шано. — Вы что, камеру у меня за зеркалом спрятали и подсматриваете?
— У тебя спрячешь, — усмехнулись в трубке. — А даже если и так, тебе меня нечего стесняться. Я давно уже не мальчик, но муж. Я за свою жизнь столько женщин повидал, что тебе и не снилось. И в одежде, и без одежды, и даже без кожи, — уточнил на всякий случай господин Мюллер и добавил: — К тому же ты не в моем вкусе.
— Опять хамите, — вздохнула Шано, давно привыкшая к тяжеловесным шуточкам своего патрона.
— Нет, просто констатирую, чтобы ты о себе не возомнила. — Мюллер помолчал. — Ладно, ты, я вижу, устала. Докладывай — и можешь отдыхать.
Шано доложила. Мюллер ее не перебивал, зато иногда с явным удовольствием похохатывал в трубку и вставлял восторженные междометия.
— Ну, это же надо! — воскликнул он, когда Шано закончила. — Это же золотое дно! Ну бабуси! И за столько лет ни разу не попасться!.. А ты говорила: «божьи одуванчики», «нечего туда ехать».
— Я уже так не говорю, — парировала Шано. — И не думаю тоже.
— Ладно, это мы обсудим потом, — сказал Мюллер. Голос его стал деловым: — Что о главном?
— Есть и о главном, — ответила Шано. — Бабушки мне дали папочку, то, чем Майк интересовался в последнее время. Там…
— Погоди, — перебил ее господин Мюллер. — Давай-ка без имен. Ты намекни, а я уж, если совпадет, догадаюсь.
— Вы что, патрон, думаете, нас слушают? — удивилась Шано.
— Ну, это вряд ли, — замялся Мюллер. — Но если Бернар прав, осторожность не помешает. Давай, намекай, — потребовал он.
— Это паранойя, патрон, — предупредила Шано; Мюллер диагноз проигнорировал, и ей пришлось намекать. — Та-ак, — сказала она после некоторого раздумья. — Это женщина. Богатая, немолодая, но выглядит куда лучше наших бабушек. Майк как раз этим интересовался особо. И она дочь одного известного промышленника…
— Да, — прервал ее Мюллер, — это она.
— Алло, патрон. Вы что, уснули? — спросила Шано, потому что Мюллер надолго замолчал.
— Нет. Я думаю, — отозвался он. — Вот что, девочка. Ты говоришь, там есть диск? — Шано подтвердила. — Ты перекинь его мне, я тут прогляжу на сон грядущий. А ты сама ложись спать. Отдыхай и ни о чем не думай. Завтра приедешь в контору — там и поговорим.
— Ладно, я и вправду устала и думать уже не могу, — вздохнула Шано и хотела уже было положить трубку, но Мюллер ее остановил:
— Кстати, твоя колдунья так и не звонила. Тебе было три звонка, но Сузи Героно среди них не числится. Перечислить?
— Не стоит, — ответила Шано и посетовала: — Вот и еще одна проблема…
— Никаких проблем! — сказал Мюллер, уже своим обычным, не терпящим возражений тоном. — Ложись спать. И про диск не забудь.
Этой ночью в ее сон снова вторглись телефонные звонки. Они были не настолько громкими, чтобы ее разбудить. И во сне она увидела Майка.
Он подошел, сел в кресло около кровати, уставился на Шано своим привычным, чуть виноватым взглядом.
Негромко звонил телефон.
«Я думала, что это звонил ты», — сказала Шано. «Да, это я звонил тебе, когда умирал, — ответил Майк, — теперь умирает кто-то еще». — «Кто?» — «Сними трубку, узнаешь», — сказал Майк. Шано протянула руку к неумолкающему телефону, но трубка сама оказалась у нее в руке. «Алло, — сказала она негромко, — алло?» — «Спаси меня, Шано, спаси», — послышался в трубке далекий голос, голос Сузи…
Шано проснулась и села на постели. Огляделась. Майка, как и следовало ожидать, не было. Но голос Сузи продолжал шелестеть в ушах далеким шепотом: «Спаси меня, Шано, спаси…», и Шано накинула халат, потянулась к телефону. К реальному.
У Сузи не отвечали. В каком-то оцепенении Шано просидела минут пять с трубкой у уха. Потом вскочила и бросилась одеваться.
Спустя пятнадцать минут она подъезжала к Алекс-парку.
На звонок никто не откликнулся. Шано проверила маленькое окошко сбоку от калитки, куда молочник ставил бутылки, а почтальон бросал письма, — в ящичке стояли две бутылки молока и лежало несколько писем; Шано это очень не понравилось.
Она огляделась.
Утро было еще очень раннее. На улице было совершенно пусто. Но лезть через забор в виду посторонних окон она поостереглась — не хватало еще, чтобы кто-нибудь из ранних пташек увидел и вызвал полицию. Поэтому Шано свернула за угол, в проулок, громко именующийся улицей канцлера Хендрикса, и уже оттуда проникла в сад.
Куст смородины преподнес ей еще один сюрприз: рядом с ним стояло ведро с ягодами. Шано нагнулась к ведру — ягод было немногим больше трети, а кроме ягод в ведре была вода и листья. Судя по всему, ведру довелось перестоять здесь позавчерашний ночной ливень. «Ой-ой-ой! — подумала Шано, — что-то делается…»
По тропинке она поспешила к дому.
Дверь в кухню была распахнута настежь; сквозняк вытянул из нее занавеску и зацепил за ветку яблони. Так она и висела.
Шано, оглядываясь, вошла в кухню. Никого и ничего, легкий беспорядок, но не «следы борьбы», как пишут в детективных романах, а результат действий предгрозового ветра, вволю погулявшего по дому, где почему-то были распахнуты все окна и двери.
Стараясь ни к чему не прикасаться, Шано осторожно пошла по знакомым коридорам и комнатам, пытаясь понять, что здесь случилось и где все-таки Сузи.
Сузи лежала в комнате, больше всего напоминавшей библиотеку. Шано застыла на пороге, увидев упавшую ничком подругу. Было тихо.
Шано бросилась к ней, присела и провела рукой по шее, привычно отыскивая пульс.
Кожа на шее была холодной.
Как тогда, у Майка.
— О господи, — невольно вырвалось у Шано.
Но Сузи была живой. Шано, так и не отнявшая руки, вдруг ощутила отчетливый толчок пульса, потом, через несколько долгих секунд — еще один. Она кинулась было искать телефон, звонить в «скорую», но тут же остановилась, оглянулась на выдвинутый ящик картотеки, рядом с которым лежала Сузи, на смятую картонку в ее руке. Она вспомнила, как вчера представляла себе Майка: как он, умирая, чувствовал, что заболевает, и ничего не предпринимал. Но Сузи…
Выдвинутый ящик, картонка в руке, сегодняшний сон…