И подруга Аланы Харриет, младшая сестра одной из приятельниц Аннетт, твердила то же самое:
— Твой муж не позволит тебе ничего подобного. Он потребует, чтобы ты оставалась дома и воспитывала собственных детей.
В этом и заключались трудности Аланы. Поэтому она привечала Адама и жалела, что он никак не хочет яснее выразить свои намерения. Не потому, что любила его. Просто он восхищался ее преданностью детям. И говорил это много раз. Если он станет ее мужем, конечно, не запретит преподавать в приюте!
Собравшись с духом, она быстро зашагала к кабинету. Генри помог ей принять решение. Да, она нервничала, но из-за того, что было на уме у Поппи. Ее собственные планы ясны. Она надеялась лишь, что он не запретит ей посещать приют теперь, когда сезон вот-вот начнется и дебют вот-вот состоится. Алана считала, что это единственная причина его дурного настроения.
Кабинет Поппи был одной из ее любимых комнат трехэтажного особняка. Там было уютно, особенно зимой, когда разжигали камин, и очень светло, потому что комната была угловая, с окнами, тянувшимися по двум стенам, и кремовыми обоями, контрастировавшими с более темной мебелью. Она проводила здесь много вечеров, читая Поппи вслух. Иногда они беседовали. Он всегда расспрашивал о ее занятиях.
Когда она тихо вошла в комнату, Поппи ничего не сказал. Он сидел в кресле перед камином и продолжал молчать, пока она не села в другое кресло.
Взглянув на дядю, она с изумлением поняла, что тот нервничает еще сильнее, чем она!
Она впервые в жизни видела его в таком состоянии. Когда этот оплот ее жизни бывал чем-то встревожен? И лежавшие на коленях руки судорожно стиснуты. Кажется, он сам этого не замечал. И избегал встречаться с ней взглядом, упорно уставившись на ковер. В лице и позе читалось такое напряжение! И похоже, он стиснул зубы... возможно, пытается казаться задумчивым, но ее не одурачишь!
Но она так любила Поппи, что отбросив собственные страхи, попыталась успокоить его, начав с меньшей из забот:
— Один молодой человек, который мне нравится, возможно, скоро придет, чтобы просить твоего разрешения ухаживать за мной. В этом случае мой дебют окажется совершенно бесполезен. Я с ума сходила, пытаясь придумать, как отложить его, но... — Она осеклась.
Теперь он смотрел на нее, но в глазах плескалось бешенство.
— Кто посмел приблизиться к тебе без моего разрешения, прежде чем тебе исполнилось восемнадцать?
— Все совершенно невинно, — поспешно заверила она. — Мы так часто сталкивались на улице, около приюта, что постепенно подружились. Друзья по обочине, если можно так выразиться. Но недавно он упомянул о том, что достиг возраста, когда пора подумать о женитьбе, и у меня создалось впечатление... скорее это надежда... что, говоря это, он думал обо мне.
— Значит, речь идет о чувствах? — вздохнул Поппи.
— Пока нет, — призналась она. — Он действительно мне нравится. Но главная причина моей благосклонности в том, что хоть он и английский лорд, все же не станет возражать, если я буду продолжать преподавать в приюте. Он восхищается моей преданностью делу. А я хочу обучать детей.
Ну вот, она это сказала. И затаила дыхание, наблюдая за реакцией дяди. Но тот лишь снова вздохнул:
— Ты, конечно, права. Тебе следовало бы продолжать преподавание.
Алана фыркнула:
— Аннетт считает, что я должна оставить все это и ни один муж не позволит мне работать. Если это так и есть, я просто не выйду замуж.
Она с облегчением услышала смешок.
— Упрямитесь, принцесса? Из-за таких пустяков?
Ей так нравилось, когда он называл ее принцессой! В таких случаях она казалась себе особенной. И сейчас радовалась, что дядя немного расслабился, хотя не считала преподавание пустяками. В конце концов, они обсуждают поворотный пункт в ее жизни!
Но оказалось, что дядя не договорил.
— Полагаю, я должен был понятнее объяснить, что ты вовсе не обязана следовать за стаей, если не хочешь. Кроме того, я пока что не хочу выдавать тебя замуж. Я никогда не считался с тем, что принято в обществе. Ты молода. Спешить некуда. И я не был готов...
— Потерять меня? — предположила она, когда он внезапно замолчал. — Этого никогда не случится. Но жаль, что мы раньше не поговорили на эту тему. Все это время я чувствовала себя так, словно обязана принять решение именно сегодня.
Она весело засмеялась, но тут же нахмурилась, заметив, что Поппи снова помрачнел. К тому же он сказал, что ей следовало бы продолжать преподавание. Не заверил, что она может продолжать... Она только сейчас позволила себе сделать предположение, а ведь он всегда запрещал ей нечто подобное. Наверное, и сейчас позволил лишь потому, что это способ оттянуть неприятные новости о его знаменательном решении.
— Теперь это не имеет значения, верно? — нерешительно спросила она, втайне надеясь, что получит отрицательный ответ.
— Верно, — кивнул он.
— Но почему?!
— Я всегда знал, что настанет день, когда мне придется сказать правду. Но я думал, что у меня больше времени, несколько лет по крайней мере. Что твой дебют состоится, что в обществе ты найдешь друзей и сможешь повеселиться и весело проводить время, не помышляя о браке. Ты так усердно трудилась все эти годы и заслужила небольшой отдых. При этом я шел на немалый риск.
— Риск? В том, что я немного развлекусь? Но это как-то странно...
— Нет, риск в другом: несмотря на все мои заверения, что тебе пока можно не думать о замужестве, на одном из балов какой-то молодой человек может привлечь твое внимание. И тогда я попал бы в безвыходное положение, потому что замужество слишком важный вопрос, чтобы бездарно растратить здесь такие возможности.
— Здесь? — ахнула Алана. — Но ты любишь Англию! И растил меня англичанкой! Я всю свою жизнь провела здесь, где же еще мне выходить... — Не договорив, она тихо охнула: — Неужели Лубиния! Не может быть!
Он не подумал отнекиваться. Алана, не веря происходящему, напомнила:
— Когда я расспрашивала о нашей родине, ты уверял, что это отсталая страна со средневековыми обычаями и что нам повезло сбежать оттуда. Ты предупредил, чтобы я никому не открывала, где мы родились, что если спросят, должна назвать Австрию, потому что, если скажем, что мы лубинийцы, на нас начнут смотреть сверху вниз. И я послушалась тебя, потому что один из наставников, упомянувший о Лубинии, слово в слово повторил сказанное тобой. Подтвердил, что это отсталая страна, прогресс которой замедлила ее изолированность. Не можешь же ты желать, чтобы я вышла замуж там? — с презрением спросила она.
Поппи качал головой, но она знала: это лишь потому, что он разочарован высказанным ей отвращением к их родине.
— Крайне сомнительно, чтобы тебе пришлось сделать это, но не нам решать... — Он осекся и взмахнул рукой. — Ты меня поражаешь. Ты воспылала такой ненавистью к родной стране всего лишь из-за нескольких брошенных мной фраз?