Трикс прекрасно помнил, что помимо жары волшебник ненавидел холод, дождь, слякоть, туман, снег и вообще любую погоду, не отделенную от него стеной волшебной башни. Но упоминать про это благоразумно не стал, а пошел вслед за Щавелем.
* * *
Когда-то эта башенка, наверное, была белой. Но века и тысячелетия, пронесшиеся над развалинами города, превратили мраморные стены в серовато-желтые, изъеденные многочисленными дырками и провалами. Вершина башенки давно разрушилась и осыпалась вниз. Нетронутой осталась только одна стена — снежно-белая, гладкая, отполированная до блеска, она сразу притягивала взгляд. Даже в оранжевом свете заходящего солнца мрамор сиял первозданной чистотой.
— Магия, — сказал Щавель. — Она защищала вход в подземное царство гномов. Когда-то народ Самаршана жил с пустынными гномами в мире и согласии настолько прочном, что врата в подземелье вели прямо из Столицы…
— А что случилось потом? — спросил Трикс, сгорая от любопытства.
— Да все как обычно, полагаю. Поссорились из-за пошлин, начали ругаться, самаршанцы установили гномам грабительские цены на продовольствие, те в отместку отвели подземные воды от ирригационных систем, земледелие пришло в упадок, озера высохли, народ разбежался и сия пустыня поглотила город…
— Когда вы здесь занимались раскопками, эту дверь открывали?
— Нет, конечно, — поморщился маг. — Во-первых, мы не смогли разгадать ее секрет. Во-вторых, даже и не пытались. Мало ли какие ужасные тайны могут скрываться в покинутом подземном городе? А если он не покинут, то гномы вовсе не обрадуются вторжению.
Ребята терпеливо ждали. Щавель вздохнул, достал из кармана мантии уже зажженную трубку и присел на камень.
— Надо покурить, — сказал он и с легким отвращением посмотрел на трубку. — Перекурил на капитуле, думал — месяц к ней не притронусь…
— А зачем тогда курите? — удивилась Тиана. — Это же вредно.
— Традиция, — пояснил Щавель. — Перед тем как открыть вход в таинственное подземелье, маг обязан выкурить несколько трубок, задумчиво глядя на таинственные символы, выгравированные на камне…
— Но тут же нет никаких символов, — заметил Трикс.
— О! — Щавель торжественно поднял палец. — Именно!
Некоторое время все хранили молчание, глядя на белую стену. Щавель курил. Трикс почтительно наблюдал за учителем. Тиана, разложив на валуне расшитое драгоценностями платье, любовалась им, потом убрала в вещмешок. Халанбери маялся от скуки — вначале тихо, а потом начал ковырять ногой песок и подкидывать его в воздух.
Щавель выпустил в воздух пару дымных колец, потом два квадрата, треугольник и ромб.
Халанбери начал слоняться внутри развалин, пиная песок. Тиана неодобрительно посмотрела на брата, но тот сделал вид, что не замечает, напротив — зацепил песок особенно сильно.
Облако песка взвилось в воздух, коснулось белой стены — и осело на нем затейливым узором.
— Вот оно! — воскликнул Щавель, вынимая изо рта трубку. — Вот! Остаточная магия стершихся надписей притянула к себе песок! А ну-ка, малыш, подбавь пыли!
— Ага! — радостно завопил Халанбери и заплясал у стены, пиная песок. Часть надписей, впрочем, оказалась для него слишком высоко — пришлось Тиане с Триксом прийти на помощь и зачерпывать песок руками.
Вскоре стену покрыл затейливый витиеватый узор в самаршанском стиле, обрисовывающий большую двустворчатую дверь и надпись в рамке из виноградных лоз.
— Скажи волшебное слово, друг, и входи! — торжественно произнес Щавель. — А вот и загадка. Не бывает волшебных дверей без загадок.
— Как они мне надоели! — искренне воскликнул Трикс. — То драконы, то Сфинкс… теперь гномы.
— Что поделать, это — Восток, — вздохнул Щавель. — Давайте думать, друзья! Загадка не может быть сложной, этой дверью пользовались непрерывно… Хотя, с другой стороны, она и так обычно была открыта, так что загадку могли сделать и посложнее…
— Волшебное слово… — Трикс задумался. — Все слова вообще-то волшебные. Какое из них надо произнести?
— Свет! — громко сказал Щавель. Потом повторил на самаршанском, на древнесамаршанском (Трикс с удивлением понял, что знает этот диалект, — видимо, драконы не мелочились, обучая его), а потом на каких-то скрежещущих языках, видимо — гномьих.
Ничего не произошло.
— Добро! Зло! Любовь! Ненависть! Абракадабра! Криблекрабле-бумс! Перестройка! — безрезультатно вещал Щавель.
— А что такое «перестройка»? — спросил Трикс. — Нет, ну я понимаю, но почему это волшебное слово?
— Говорят, когда-то оно уничтожило огромную и великую страну, — пожал плечами Щавель. — Есть еще одно такое же, оно вообще погубило половину мира, но я надеялся никогда не произносить слова из Книги Запретных Знаний… Что ж, придется… Политкорректность!
Но и на это страшное слово нарисованная дверь никак не отреагировала.
— Надо еще покурить, — решил огорченный Щавель.
Но почему-то, вместо того чтобы просто покурить, достал из складок мантии фляжку, отхлебнул чего-то, закашлялся, а уж потом закурил.
— Тут кроется какая-то загадка! — сказала Тиана. — Одновременно простая и сложная.
— Так-так-так! — поощряюще сказал Щавель, глядя на девочку подобревшими и покрасневшими глазами.
— Это вроде как игра слов. Все думают, что это обращение к тому, кто читает надпись…
— Ну конечно же! — завопил Щавель. — Разумеется! Скажи волшебное слово ДРУГ и входи!
Он кинулся к стене и завопил:
— Друг!
Потом он повторил это же слово на двух десятках других языков.
Ничего не произошло.
— Облом, — грустно сказал Щавель. — Все сложнее, чем мы думали. Или проще. Алхазаб был невежественным пустынным вождем, едва умеющим читать и писать. Он не имел никакого понятия о волшебных словах и заклинаниях. Но он как-то вошел сюда…
— Пожалуйста, ну откройся! — воскликнул Халанбери.
Раздался ужасающий скрип. Нарисованная дверь в стене стала рельефной, обрела объем и медленно открылась вовнутрь. Восхищенный древней магией Трикс обежал стену и посмотрел с другой стороны. Разумеется, там ничего не было.
— Ну вот, — сказал Щавель, глядя в темный провал. — Устами младенца… самое простое из волшебных слов — «пожалуйста» — открыло дверь… В мешке вы найдете факелы — зачарованные, между прочим, горят трое суток без перерыва, немного еды, воды и предметы гигиены.
— Спасибо, — сказала Тиана с чувством.
— Я даже положил зеркальце и гребешок, — похвастался Щавель.
Тиана подскочила к старому магу и поцеловала его в щеку.
— Ну ладно, ладно, к чему эти нежности… — смущенно проворчал Щавель. — А то мне станет стыдно, что я вас покидаю в этот тревожный миг.