Кавалерист бросил косой взгляд на Арньоло и продолжил:
— Я тоже считаю, что это было бы… что это будет… — еще один взгляд на Арньоло, — довольно… рискованно, простите меня за выражение, предложить Судье-администратору послать против врагов графства людей… — он в третий раз покосился на Арньоло, — мужественных людей, которые не обладают, однако, навыками верховой езды, особенно с учетом того, что среди этих врагов есть дракон. Кроме того, ваши солдаты удерживали орков на расстоянии от восточных земель, которые теперь остались без защиты. Больше никто не остановит орков, капитан, никто, если только вы не одержите победу уже завтра. Если же вы погибнете, нам больше некого будет туда послать. Если, да избавят нас от этого боги, вы дезертируете или откажетесь выполнять приказы… это я просто так говорю, капитан, я прекрасно знаю, что вы не настолько безумны и… преступны, чтобы приговорить самого себя, ваших солдат и, согласно последним распоряжениям, даже родственников ваших солдат, живущих в графстве, к тому… что предусмотрено в этом случае… естественно, согласно последним распоряжениям… — кавалерист говорил все медленнее. — Если этому суждено случиться, то не хватит и тринадцати палачей Далигара, придется нанимать еще. И после того как они закончат свою работу, восточные земли будут отданы на растерзание оркам. Завтра вы отправитесь вместе с кавалером Арньоло: вы прикроете друг друга. Вам предстоит либо победить, либо умереть, капитан: поражение будет приравнено к предательству, — на одном дыхании закончил он.
Наступившую тишину не осмелился нарушить даже разъяренный Арньоло.
— У меня есть еще один вопрос, — в конце концов обратился к старому кавалеристу капитан.
Тот поднял голову и посмотрел на него.
— Могу я узнать ваше имя? Когда мы встретимся снова, я желал бы поприветствовать вас.
Пожилому кавалеристу понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить вопрос. Он не улыбнулся, но поднялся и вежливо представился:
— Меня зовут Фоллио, граф Далигара, господин, но теперь это не более чем почетное звание: это значит, что я последний потомок основателей города.
Ранкстрайл ответил ему кивком головы.
Арньоло решил, что настал момент вновь напомнить о себе, и затянул своим монотонным голосом вслед выходившему капитану:
— Завтра на рассвете вы должны быть готовы. Мы скажем вам, что делать и как. Я уверен, что благодаря вашей знаменитой хитрости вы добудете лошадей и научитесь ездить на них, иначе — вы дезертиры! Я также уверен, что вам удастся их задержать. Всех, кого следует задержать. Иначе — вы предатели!
Про себя Ранкстрайл проклинал их. Он так и не понял, хотели ли они использовать его, чтобы уничтожить Эльфа и дракона, или использовать Эльфа и дракона, чтобы уничтожить его со всеми солдатами; как бы то ни было, либо одно, либо другое, а может, и то и другое получилось бы наверняка.
Вернувшись в лагерь, он собрал своих солдат и сообщил им, что теперь они стали легкой кавалерией. Ему не составило труда отобрать пятьдесят человек — всех тех, кто был с ним на Высокой скале, потому что у них еще остались деньги Заимодавца плюс заработок за последние два года, учитывая, что в Малавенто капитан договорился со старейшинами о содержании солдат. Все пятьдесят были преданы капитану душой и телом, и не случайно это оказались те солдаты, которые учились вместе с ним верховой езде на Расколотой горе: все они, кто-то больше, кто-то меньше, лелеяли мечту купить на скопленные деньги лошадей и стать кавалеристами.
Сиуил с привычной злобной завистью пробормотал, что капитан, как всегда, даже и не представляет, что такое страдание, и что тот стал командиром кавалерии, как всегда, без каких-либо мучений, после чего старшина высокомерно и мрачно заявил, что не желает быть кавалеристом, так что от его присутствия они были избавлены.
Лошади стояли в графских конюшнях, недалеко от ослиного стойла, которое служило наемникам спальней два года назад. Конюшня была переполнена лошадьми — хоть об этом Арньоло позаботился. Ранкстрайл торговался за всех сразу, чтобы избежать взаимной конкуренции и не дать продавцам набить цену. Ему удалось договориться на десять серебряных монет за лошадь вместе с седлом. У Лизентрайля было всего восемь сребреников — ему досталась Кривохвостая, старая, вспыльчивая и недоверчивая кобыла. Без коня остался лишь Ранкстрайл, который отправлял все деньги отцу. В мешке у него валялась всего пара медных грошей, которые он придержал в надежде полакомиться медовым печеньем вместе со своим братом, когда в следующий раз вернется домой.
Ранкстрайл выбрал для себя прекрасного гнедого коня, попросил отсрочку и отправился вместе с Лизентрайлем, хорошо знавшим дорогу, в нижнюю часть города, в жутковатый темный переулок, не слишком любовно названный улицей Кровососов.
На узких улочках с высокими, тесно приткнувшимися друг к другу домами иногда приходилось протискиваться боком. Переулок оказался крутым и частенько прерывался кривыми лестницами.
— Эй, капитан, — предупредил Лизентрайль, — осторожно: кто приходит сюда, тот рано или поздно доходит до палача.
Капитан молча кивнул. Он будет предельно осторожен. Он прекрасно знал, что происходит в графстве Далигар с теми, кто не выплачивает своих долгов.
У первого же (и единственного) встречного — сидевшего на пороге дома мужчины в полинялом черном одеянии — он спросил, где можно найти какого-нибудь заимодавца.
Тот в замешательстве посмотрел на капитана.
— Человек, — ответил он, — здесь нас называют кровососами. Я тебе сразу объясню: каждый год твой долг удваивается, чтобы я был уверен, что ты постараешься отдать его. Если не платишь — попадаешь к палачу: лишь так я точно буду уверен, что ты заплатишь; но я добрый — я зову палача только тогда, когда вижу, что надо мной издеваются: когда кто-то вообще мне не платит или платит лишь гроши. Я и вправду добрый. Представь себе, я одолжил одному другу сребреник восемь лет назад, когда у него родилась дочь, и позволил ему выплачивать мне всего лишь по одному сребренику в год вместо того, чтобы вернуть два, но я и не думаю звать палача.
— Конечно, зачем тебе это, — рассудил Ранкстрайл, — на сегодняшний день ты получил от него восемь сребреников, и он все еще должен тебе один. Отправить его к палачу — то же самое, что зарезать курицу, несущую золотые яйца.
— Ну да, но еще и потому, что я добрый.
— Настоящий святой, — подтвердил капитан.
Чтобы его поступок больше походил на безумие, чем на самоубийство, Ранкстрайл взял в долг лишь пять серебряных монет, которые, чисто теоретически, мог бы вернуть, учитывая, что заработок его как капитана легкой кавалерии увеличивался. Шестой сребреник он получил, скрепя сердце продав кровососу свой тонкий стилет с рукояткой из оливкового дерева, подаренный ему в Скануруццу. Продав Волка, который повсюду следовал за капитаном, он мог бы заработать и седьмой, но отказался.
Продавец лошадей остался непреклонен: гнедой стоил десять серебряных монет и ни монетой меньше. Но, чтобы не расстраивать капитана, чтобы не оставлять его совсем без коня, он мог продать ему за шесть сребреников Клеща — весьма выгодная сделка для капитана, настоящее сокровище, при такой-то цене. Конечно, о коне не следует судить по внешности. Капитан хотел было спросить, почему его зовут Клещом, но тут увидел коня, и вопрос отпал сам собой.