— Твоя дочь на нее напала.
— Проклятая врунья!
— Есть свидетели. И вот что я еще тебе скажу, Бесси Брэдшоу, если бы не моя хозяйка, твоя девка была бы уже в исправительном доме за воровство.
— Что? — Женщина едва держалась на ногах. — Что ты сказала? Моя девка своровала? Ты все врешь!
— Я не вру. Двое слуг, причем не из моей семьи, обыскали ее комнату и нашли там много ценных вещей, принадлежащих хозяйке.
— Моя девка своровала?
Бидди поняла, что это известие стало неожиданностью для Бесси Брэдшоу. Пьяница попыталась сосредоточиться и спросила:
— Ты правду говоришь, Бидди Дрю?
— Ага, я говорю правду. И в доме есть люди, — Бидди кивком показала на дом, — которые пойдут в суд и подтвердят это под присягой. И девка твоя получит три года, правда, если ей повезет.
Незванная гостья ошарашенно огляделась. Она увидела двух мужчин, стоящих у входа в конюшню, увидела лица в окнах, подняв глаза, она заметила одинокую фигуру в окне второго этажа и, узнав ее, снова рассвирепела. Повернувшись к Бидди, она заорала:
— Ну, насчет этого дела, я разберусь с Конни. Но одного она еще не успела сделать — она не стояла с задранной юбкой и не звала: «Сюда, Том; сюда, Гарри или там Дик; сюда». Твоей хозяйке — место в борделе. Она уж небось все себе там стерла. Бесстыжая сука, еще и своего черного ублюдка сюда приволокла.
Бидди спустилась по ступенькам и рявкнула:
— Заткни пасть и валяй отсюда! Двигай, а то я выполню свое обещание.
— Да пошла ты к черту! И вы все туда же. Все сгорите в гиене огненной. Выпивка это одно, а блуд — совсем другое. Я никогда не блудила, и моя девка тоже. Своровала! Не верю ни одному слову, чтоб вас черт побрал. — Бесси покачала головой, повернулась и побрела прочь. Вскоре ее совсем не стало слышно.
Бидди подождала, пока женщина скроется из вида, затем, подозвав сыновей, распорядилась:
— Проводите эту пьянчужку, убедитесь, что она дошла до дома. А тебе, Джимми, должна сказать, не забывай запирать калитку.
— Она была заперта, ма. Видимо, пьяница перелезла через стену со стороны леса, там высота всего фута четыре.
Бидди хмыкнула.
— Так иди за ней, — сказала она, — и убедись, что она пошла тем же путем.
Сын отправился выполнять приказание. А Бидди, минуя парадную лестницу, медленно обошла дом и вошла в кухонную дверь. Там, глядя на Фэнни, она произнесла:
— Интересно, что дальше? У ее собственных дверей! Говорила я раньше и снова повторю: она притягивает беду, как цветок пчелу. Она никогда не идет навстречу, беда приходит к ней сама.
— Ты права, ма, права. — Фэнни кивнула. — Я заварю свежий чай и отнесу ей поднос. Можно?
— Нет, я сама.
— Тогда я помогу тебе нести поднос по лестнице.
— Ладно, я что-то вдруг устала, сил совсем нет.
Фэнни взяла поднос и прошла вперед матери вдоль по коридору, через холл и вверх по главной лестнице. Когда они дошли до галереи, она остановилась и прошептала:
— Нести в спальню или в детскую?
Бидди большим пальцем показала наверх. Подойдя к детской, она остановилась и перевела дыхание, так как сильно запыхалась. Затем вошла вслед за Фэнни в комнату.
Тилли была одна, дети спали. Дождавшись, когда Фэнни поставила поднос и разлила чай, Бидди жестом выставила ее из комнаты.
Обе молчали. Наконец, Бидди подала чашку Тилли, которая застыла, глядя в окно.
— Вот, девуля, выпей.
Но Тилли не обернулась и не взяла чашку. Положив руку на оконную раму, она опустила голову и разрыдалась.
Бидди быстренько поставила чашку на подоконник, обняла, крепко прижала к груди молодую женщину, успокаивая:
— Будет, девуля, будет. Не обращай внимания, она мерзавка. Они все в этой деревне мерзавцы, все до единого. Дьявол давно бродит по их домам, живет в каждом: в женщине, мужчине, ребенке. Перестань, девуля. Вот, вытри глаза. Перестань. — Она слегка отстранилась и ладонью вытерла со щек слезы, теперь уже громко приговаривая: — Ты — хозяйка поместья, ты выше их всех. Ты можешь их продать и купить. У тебя хватит денег, чтобы купить всю эту проклятую деревню и выгнать их к чертям собачьим. Хватит, садись и пей чай.
Тилли села, выпила чай, подняла глаза на Бидди и спросила:
— Как я все это выдержу, Бидди?
— Будь собой, детка. Держи высоко голову. Бери детей с собой, куда бы ты ни шла. Если тебе нечего стыдиться, сплетни скоро улягутся.
Тилли как-то особенно посмотрела на Бидди и заявила:
— Она не моя дочь, Бидди. Ее родители — мексиканская индианка и белый мужчина.
— Белый?
— Да, я сказала: «Белый мужчина».
— Ты его знала?
Тилли не смутилась. С полминуты она сидела неподвижно, затем наконец произнесла:
— Да, я его знала, Бидди.
Бидди медленно отвела взгляд, взяла серебряный чайник и налила еще чашку чая. Протянув ее Тилли, она заметила:
— Тебе нечего стыдиться, девуля. Если хочешь знать, ты даже должна гордиться. Ты победишь, обязательно победишь.
На следующее утро в доме появился еще один посетитель, внесший куда большую сумятицу, чем пьяница Бесси Брэдшоу.
Тилли провела беспокойную ночь и встала поздно. Бидди приказала никому не будить ее, так что к завтраку Тилли спустилась почти в десять часов, до того зайдя только в детскую.
Утро выдалось теплым. Тилли подошла к высокому окну на террасе. Из него открывался вид на тропинку, сбегающую к озеру. Была видна лишь полоска воды, и Тилли подумала, насколько мирным и покойным все выглядит, но каким бесконечно одиноким.
Ночью она долго лежала, размышляя о своей жизни, которая на первый взгляд не была богата событиями. Но если копнуть глубже — изобиловала трагедиями с самого ее рождения. Отец Тилли умер при странных обстоятельствах. Мать вскоре тихо ушла в мир иной. Девочку воспитали дед с бабкой на украденные деньги, которые до поры до времени хранились в тайнике. В деревне ее не любили, поскольку невольно она стала причиной смерти двух мужчин. Она не устояла перед любовью хозяина этого поместья и ухаживала за ним двенадцать лет, до самой его смерти. Затем она родила его ребенка и, наконец, вышла замуж за его сына.
Тилли уснула, не успев задуматься над последним событием в своей жизни. И это было хорошо, потому что ночью она предпочитала не вспоминать об этих коротких годах, проведенных в Америке. Ведь тогда, подобно мужу, которому снились кошмары с лягушками, она бы видела страшные сны, населенные индейцами, усыпанные мертвыми телами, и мозги ребенка, забрызгавшие столб.