Тогда, до крови закусив губу, она, действуя одной рукой, перевернула Николая, страшась увидеть его лицо…
Куда подевалась в эти секунды резкая, нетерпимая, надменная Ледышка, что давно считала саму себя лишь хорошо отлаженным механизмом для профессионального убийства?
В этой искалеченной, обессиленной женщине, которая, глотая слезы, пыталась окровавленными пальцами левой руки нащупать пульс на горле фон Риттера, никак нельзя было узнать лейтенанта Эйзиз. Слишком много человеческого горя и отчаяния читалось в ее глазах, слишком много позабытого, женского вернулось в ее сознание за последние мгновения…
Это было если не второе рождение, то горькое, запоздалое возвращение генетической памяти…
Веки Николая чуть дрогнули.
Он медленно открыл глаза, ничего не соображая от контузии и саднящей боли в спине.
Из тумана беспамятства выплыло бледное лицо Саши в обрамлении погнутого обода гермошлема, из-под которого выбилась слипшаяся прядь волос.
Он хотел что-то сказать, но из горла вырвались лишь хриплые булькающие звуки.
— Коля… — она склонилась над ним так, что ее участившееся дыхание обожгло его лицо. — Не шевелись… У тебя пробит скафандр на спине… Осколки…
Сознание окончательно вернулось к нему вместе с этими словами и встревоженным взглядом.
— Все нормально, — прохрипел он, прислушиваясь к ощущениям собственного тела. — У меня бронежилет… под скафандром… — сипло пояснил он, пытаясь привстать. — Кажется, просто отшибло внутренности…
Вид Саши потряс его до глубин души. За короткое время их знакомства он уже успел составить о ней определенное мнение и никак не думал, что увидит ее плачущей…
Подчиняясь секундному порыву, он протянул руку, прижав ее голову к своей груди.
Сквозь рваные оболочки скафандра Саша слышала, как несколько раз глухо стукнуло его сердце, замедляя ритм своих ударов…
Она не знала причину… Пока не знала…
Взгляд Николая, направленный поверх ее спины, за дверной проем, уже видел то, что не успела заметить Саша.
Вместо северной стены форта дымилась лишь груда бетонного щебня, из которого торчали уродливо согнутые прутья арматуры.
Почувствовав неладное, Эйзиз отстранилась и, проследив за заледеневшим взглядом фон Риттера, мгновенно все поняла…
— Андрей… — это слово слетело с ее потрескавшихся губ, словно сухой шелестящий листок с засохшего дерева.
Николай, собрав все силы, которые только остались в его изможденном организме, привстал, внутренне содрогнувшись от боли, и мягко отвернул ее голову.
— Саша, не смотри так… Пойдем…
Он попытался увлечь ее за собой, но Эйзиз словно окаменела.
— Зачем?! — она повернула голову, и Николая обожгло взглядом. — Зачем, Коля? — Она порывисто выпрямилась, не обращая внимания на вновь усиливающийся вой двигателей повторяющего свой заход звена штурмовиков. — Хватит… — Она согнула в локте искалеченную правую руку, и перед самыми глазами Николая конвульсивно дернулись перерубленные осколками сервоприводы, торчащие из-под развороченной пеноплоти. — Видишь, кто я? — Эйзиз рассмеялась со злым, истеричным надрывом. — Такую женщину нельзя любить… Я калека, и внутри и снаружи… Убивать — вот мое призвание… И я хочу это делать, слышишь?! Хочу!!!
Она нагнулась, цепко ухватив левой рукой импульсную винтовку, но Николай удержал ее.
Саша резко повернулась, попытавшись вырваться, но хватка фон Риттера оказалась железной.
— Саша, пойдем… — тихо, но твердо попросил он. — Нас ждут Рорих, Линкс, Ваби… Мы с тобой нужны им, понимаешь? Мы не можем их бросить… — в его тихом голосе слышался тот же страшный надрыв, что и в ее выкриках. Они оба понимали все…
Саша еще раз попыталась рвануться к выходу, навстречу накатывающему с поднебесья вою, но Николай вновь не пустил, и она внезапно сдалась.
— Хорошо, Коля… Пойдем…
Он отпустил ее, подобрав свою винтовку, а Саша взяла его руку и закинула себе на плечо, пытаясь поддержать, потому что чувствовала — он ранен намного серьезнее, чем пытался показать ей, и вот-вот упадет…
Они медленно вышли из развороченного тамбура и, поддерживая друг друга, скрылись во мраке подземных складов.
Во дворе форта вновь загрохотали разрывы, и южная стена вдруг задрожала, оседая кучами дымящегося щебня.
16 мая 3971 года. Везелвул. Бункер под развалинами уничтоженного форта
В подземельях старой колониальной тюрьмы гнездилась вязкая, осязаемая тишина.
С арочных сводов бетонного бункера срывались тяжелые капли влаги, но даже звук их падения глох, растворялся в безмолвии пустых залов.
Внешний мир больше не существовал. Полчаса назад он еще напоминал о себе глухими раскатами далекого грома и едва ощутимым колебанием многометровых стен, но теперь прекратилось и это…
Саша стояла во тьме, погасив фонарь, и чувствовала холод.
Пробирающий до костей холод собственной могилы.
Справа от нее возникло бледное пятно света.
Она повернулась, спокойно, можно даже сказать — безразлично, наблюдая, как в тусклом свете подсевшего фонаря проступает контур человеческой фигуры.
Это был Николай… Ну конечно. Николай и Ваби.
Маленький мутант да Черч — вот те двое, кто не испытывал тягостной обреченности их положения. Первое, что сделал Ваби, оказавшись в относительной безопасности, — это стянул скафандр и, устроив из него нечто среднее между гнездом и постелью, моментально уснул, демонстрируя полное безразличие к окружающему миру своим громким сопением.
Черч, повертевшись под ногами людей и немного поскулив, улегся рядом с ним. Прижавшись мокрым боком к спине Ваби, он тоже засопел.
Пятно света приблизилось, высветив блестящие лужи у ног Эйзиз.
Николай шел неестественно выпрямив отшибленную спину. Два осколка все же прошли сквозь скафандр и бронежилет, но, к счастью, раны оказались несерьезными — они больше походили на длинные порезы.
«К счастью?.. — горько подумала Саша, наблюдая, как Ваби обходит лужу. — Быть может, он сейчас завидует Линксу, который не приходил в сознание с того самого момента, как его изорвало гранатным взрывом? Или это я завидую тем, кто пребывает в небытии?»
Она внутренне содрогнулась, поймав себя на мысли, что впервые ее преследует настоящий страх…
Эйзиз не привыкла лгать самой себе. Она тысячи раз смотрела в глаза смерти, но то было совершенно иное чувство… Когда идет бой и время измеряется миллисекундами, умереть не страшно — избыток адреналина в крови топит в себе здравый смысл, и все выглядит совсем иначе…
А вот стоять посреди мрака и тишины собственного склепа, четко осознавая, что погребен заживо под тоннами щебня, в который ковровая бомбардировка превратила старый форт, — вот это оказалось по-настоящему страшно. В осознании безвыходности положения и собственной беспомощности было что-то мерзкое…