— Баб? — Кудрявцев тяжело вздохнул. — А каких?
— Да вон, куча целая, — Леков махнул рукой в сторону буфетной стойки. Там маячила небольшая очередь из малолетних поклонниц Отрадного, перекочеваших сюда из-за кулис вслед за любимым артистом.
— Не люблю я московских девушек, — скучным голосом сказал Кудрявцев. То ли дело, ваши, питерские… Интеллигентные, хоть и бедные. И одеты плохо. Но, зато, обязательно посуду помоют после вечеринки, ночью спать не мешают… И, главное, никогда ничего не сопрут. А наши — их только в квартиру запусти. Сколько случаев было. То икону снимут со стены… На кухне у меня — штук пять уже ушло. Вместе с московскими девушками. То кольцо уведут… На худой конец — шампунь из ванной стащат. И вообще — засрут все, загадят квартиру, а потом еще выебываться начинают. Кофе им, понимаешь ли, в постель, еще чего-нибудь. Ты за кофе пошел на кухню — а она — шасть — к тебе в письменный стол… Такие суки. А питерские — они другие.
Кудрявцев зажмурился и потянулся, выбросив длинные руки высоко вверх.
— Питерские — они бедные, но гордые. И трахаются совсем по-другому. Наши-то ленивые… Манерные. А ваши…
Он скосил глаза на Лекова.
Леков важно кивнул.
— Да, трахаются ваши — как в последний раз, — мечтательно молвил Кудрявцев.
— Серьезно? — заинтересованно спросил артист. — С чего бы это? А? Я не замечал…
— А были у тебя питерские?
— Питерские?..
Артист пожевал губами.
— Не помню… Наверное, были… Хотя, — спохватился он. — Хотя, я, вообще-то, по сексу, знаете ли… Я такой образ жизни веду… Строгий. Работа, занятия… Преподавательская деятельность…
— Ну студенток-то пердолишь, Серега? — весело блеснул глазами Леков.
— Ну, а то, — Отрадный мечтательно посмотрел в потолок, потом спохватился и быстро закончил, — Да что вы, в самом деле…
— Короче говоря, едем ко мне? — Кудрявцев хлопнул ладонью по столу. Да или нет?
— Едем.
Леков встал и, повернувшись к буфету, махнул рукой.
— Эй, девушка!
Девчушка, та самая. которая на сцене толкалась перед Лековым и выражала свое неудовольствие его поведением встрепенулась. С лица ее исчезло сонное выражение, с которым она взирала на Отрадного, его сменила маска, выражающая крайнее раздражение и досаду. Леков, совершенно очевидно, вывел ее из транса.
— А? — растерянно спросила она.
— Вот тебе и «а»! — громко крикнул Леков, не обращая внимания на то, что взоры всех, присутствующих в буфетном зале, включая комсомольцев-комитетчиков в один миг уперлись в его покачивающуюся фигуру. Иди сюда. говорю.
— Это вы мне?
Девчушка, кажется, не понимала, чего от нее хочет странный юноша, по виду — совершенный гопник, но при этом почему-то оказавшийся за одним столиком с живым богом. И не просто оказавшийся, а ведущий с ним оживленную беседу. Как равный с равным.
— Тебе, тебе. Иди сюда.
Комсомольцы, растворившиеся было в затененных углах буфета встрепенулись и приняли охотничьи стойки.
Девчушку передернуло — вероятно от волнения, она быстро посмотрела по сторонам — товарки, стоящие в очереди за пивом и тихонько щебетавшие о чем-то своем, девичьем и потаенном как по команде замолчали и пялились на бедную избранницу во все глаза.
— Ну, слушай, давай, шевелись, — крикнул Леков. — У нас времени нет.
Кудрявцев усмехнулся и посмотрел на артиста. Тот с отсутствующим видом пил пиво маленькими глоточками, сосредоточенно, с серьезным лицом, словно, по предписанию врача употреблял целебную микстуру.
Поклонница Отрадного, снова впав в транс, медленно двинулась к столику, за которым сидел ее кумир, опустивший в стакан известный всей стране длинный холеный нос со съехавшими на самый его кончик не менее известными, являющиеся неотъемлемой частью имиджа артиста, затемненными очками.
— Тебя как зовут-то? — спросил Леков, когда девчушка остановилась у их столика глядя прямо перед собой и всеми силами стараясь сделать так, чтобы взгляд ее не упал на артиста, который, впрочем, кажется, не обращал на нее ни малейшего внимания. Несколько комсомольцев в черных пиджаках взяв пиво без очереди устроились за соседним столиком и навострили уши.
— Наташа, — гордо ответила девчушка.
— Лет сколько? — с интонацией опытного следователя спросил Леков. На лбах некоторых из компании сидящих за соседним столиком комсомольцев выступил пот.
— Двадцать.
— Сколько-о?!
— Ну, двадцать.
— Ага. Ты хорошо сохранилась, маленькая. Поехали тогда.
— Куда?
— А в гости. Поедешь?
— Куда?
— В хорошее место. Не бойся, Наталья. Не обидим.
Леков хмыкнул.
— И Сергей едет.
Отрадный еще глубже погрузил свой нос в стакан.
— Да? Я не знаю… А где это?
— В центре, — сказал Кудрявцев. — Поехали, господа. Решили, так решили. Я тоже выпить хочу. А за рулем, знаете ли…
* * *
— Ты же всегда пьяный ездил, — сказал Леков, когда «Волга» Кудрявцева выехала на Кутузовский проспект. Он сидел рядом с Романом, на заднем сиденье съежилась девочка Наташка и, рядом с ней замер Отрадный, молча пялившийся в зеркало над водительским сиденьем.
— Ездил. На других машинах, — усмехнулся Кудрявцев. — Я, ведь, всю жизнь на отечественных марках езжу. Это у меня от папы. Если хорошо машину довести до ума, то вполне можно по городу рассекать. И меньше шансов, что угонят. Или разденут… Я же «Кадиллак» привез из Штатов — две недели простоял. Все.
— Угнали? — осипшим голосом спросил Отрадный.
— Ну да. Теперь где-нибудь в Грузии мой «Кадди» живет. Или в Эмиратах. Так что, думаю — ну его в задницу, хорошие машины. Гаража у меня нет, охраны нет… А «Волгу» мне тоже папа посоветовал взять. Если над ней поработать ничего, ездить можно. Одна только проблема.
— Что такое? — спросил Отрадный. Ему явно было не по себе.
— Да, понимаешь, Сережа, номенклатурная машина.
— В каком смысле? — спросил Отрадный, а Леков понимающе кивнул и хмыкнул.
— Точно, — сказал он. — Это ты верно подметил. Официоз, мать его.
— Да, Вася, официоз. Замучил меня этот официоз.
— Чем же? — снова включился Отрадный.
— Я же с детства за рулем, — с удовольствием, которое звучало в его голосе всегда, стоило только ему выйти на автомобильную тему, ответил Кудрявцев. — Я машины очень люблю. Я их понимаю. И я всегда с машиной общаюсь, как с живым существом.
— Ну это уж, пожалуй, слишком, — бросил Леков.