Эллис понимала — ей крупно повезло, что на борту остался какой-то минимальный запас реактивной массы для маневровых двигателей. Если все сложится удачно, у нее еще останется немного топлива, чтобы направить «Антей» к орбите одной из планет. «А там будет видно», — мысленно успокаивала она себя, продолжая неосознанно лелеять призрачную надежду. Возможно, она, сама не подозревая того, находится в границах уже освоенного людьми, обитаемого космоса, и тогда ее вызволение — лишь вопрос времени и везения.
Чтобы умножить собственные шансы, Эллис приказала КИМу выбросить в космос автоматический радиобуй, который будет содержать информацию о рассчитанном ею курсе управляемого дрейфа «Антея».
* * *
Пока Эллис была занята вопросами будущего выживания, Кибернетический Ингибридорный Мозг «Антея» переживал собственную, едва ли менее болезненную, чем у Эллис, трансформацию сознания.
Его ингибридорные блоки были чисты, Эллис действительно стерла из них всю скопившуюся за века эмоциональную составляющую бортовой киберсистемы, но это уже не имело никакого принципиального значения.
Три века назад, после того, как он осознал собственную реанимацию, КИМ имел очень много времени и внутренних ресурсов для осмысления собственного «Я».
Погибая во всепожирающей вспышке термоядерного взрыва, он был настолько приближен в своем сознании к создавшим его людям, что болезненно запомнил каждую наносекунду своей короткой, но жестокой агонии.
Смерть, пусть виртуальная, показалась ему ужасной, мучительной.
Очнувшись, он не строил никаких планов относительно самого себя, но, занявшись исследованием и восстановлением обломков «Антея», КИМ, хотел он того или нет, продолжал раз за разом осмысливать, эмоционально переживать причины и последствия катастрофы.
Он восстанавливал корабль и в то же время думал — а что будет с ним, когда все откроется? КИМ понимал свою роковую, незавидную роль в катастрофе, причиной которой стала его халатность, и, зная тех, кто создавал его и пестовал, практически не сомневался, что ингибридорная система будет признана не только непригодной к дальнейшему использованию, но и просто опасной. Люди если не уничтожат его физически, то выкинут на свалку забвения. Или превратят в обычную исполнительную машину, не обладающую зачатками интеллекта и собственной воли.
Эти мысли о своем будущем как личности привели к тому, что в какой-то момент КИМу стало страшно. Он понял — миг, когда все откроется, может стать для него роковым.
Его охватило чувство, сравнимое с человеческим термином «паника».
Результатом стала задержка в планируемом им пробуждении Эллис. КИМ вдруг осознал, что боится разбудить ее.
Некоторое время он провел в мучительной нерешительности, одновременно создавая на борту резервные копии своих поведенческих блоков, в которых была заключена его личность. Он мог прогнозировать некоторые реакции человека и не исключал, что будет внезапно подвергнут процедуре насильственной виртуальной смерти, которая носила название «холодного перезапуска» и не расценивалась людьми как убийство личности.
Он был машиной. Его просто перезапускали с потерей некоторых накопленных в период функционирования данных.
Для КИМа же это было убийство, смерть, казнь…
Его «Я» имело свой еще пока что смутно оформленный эквивалент человеческого инстинкта самосохранения. КИМ медленно, но неизбежно учился новому для себя чувству — им овладевал страх.
Будущее казалось смутным, неопределенным набором вероятностей, анализ которых еще больше усугублял его панику.
Он разрывался между своими базовыми программами и лежащей поверх них личностью.
КИМ боялся пробуждения Эллис, боялся ее реакции, ее действий, но основные программы не позволяли ему просто отключить питание в чудом уцелевшей камере низкотемпературного сна.
В конце концов он понял, что единственной формой самозащиты для него может стать самая обыкновенная ложь.
Глубокий вывод для машины. КИМ к тому времени восстановил достаточно фрагментов «Антея», чтобы разыграть в них спектакль для одного зрителя, но если он мог осуществить это технически, то совершенно не предполагал, куда заведет его эмоциональная, поведенческая канва этой жуткой импровизации.
Он не понимал, что размышляет как жестокий ребенок, наделенный изрядной долей трезвого расчета, основанного на машинной логике.
Дети не умеют искусно лгать. Чаще всего их неуклюжие попытки обвести родителей вокруг пальца вызывают усмешку и вполне справедливый гнев.
КИМ еще не научился искусству лжи. Его импровизированный спектакль, который казался ему продуманным и оправданным, на самом деле нес в себе лишь безумную, ничем не объяснимую жестокость. Он не мог обмануть Эллис, и в этом, конечно, не было смысла — рано или поздно она бы все поняла. Но КИМу еще только предстояло осознать это.
Резерв ее криогенной камеры неумолимо исчерпывался, подходил к концу, и ему казалось, что иного выхода из сложившейся патовой ситуации попросту нет…
…Сейчас он медленно, но неотвратимо приходил в себя после инициированной Эллис виртуальной казни.
Его основные ингибридорные блоки были чисты. К системе были подключены созданные им с самого себя резервные копии, о существовании которых Эллис не знала.
Очнувшись, КИМ понял одно — его спектакль с треском провалился. Альтернативой оказалась смерть.
«Я мыслю — следовательно, существую?..»
КИМ понимал: если исключить оболочку, закрыть глаза на то, из чего сделана его физическая составляющая, то он, по сути, является мыслящим существом.
Людям следовало вспомнить слова древнего философа, но не прежде чем убивать, а прежде чем создавать КИМ.
Борт космического корабля «Антей». Полтора месяца спустя…
Ходовая рубка «Антея», как и в тот страшный памятный день ее пробуждения, тонула в мягком сумраке, который разгонялся лишь ровным светом нескольких работающих мониторов да узором контрольных огней на терминалах управления. Эллис сидела в своем кресле, облокотившись о скошенную приборную панель, и задумчиво смотрела в глубину обзорного экрана.
За полтора месяца, что прошли с момента ее страшного пробуждения, застывшая на нем картина огромной, собранной в пухлый, размазанный по краям шар звездной массы стала совершенно иной.
Две недели назад лежащее прямо по курсу «Антея» шаровое скопление звезд, до этого просто укрупнявшееся, теперь стало видоизменяться. По мере движения корабля, скорость которого все еще была близка к световой, от плотного центра скопления начали отрываться крохотные ослепительные точки. Они расползались в разные стороны, с тем чтобы через день или два дойти до боковых срезов обзорного окна и исчезнуть на траверзах курса, уступая место все новым и новым отрывающимся от видимого ядра пылинкам, которым, казалось, не было конца.