— Может, — согласился старик. — Но не является.
— Что значит — не является? — Андрей понемногу начинал злиться. Та манера, в которой старик вел спор, сбивала его с толку.
— Не является, потому что не является. — Глаза старого мага удовлетворенно блеснули. — Виктор — владелец фирмы и занимается ею очень серьезно. Тем не менее, при необходимости он может завтра с утра повесить на ней замок, уйти и никогда туда не возвращаться. Или может вообще больше туда не пойти. Понимаешь?
— Не понимаю, — ворчливо ответил Андрей. — Не улавливаю сути.
— Просто Виктору глубоко наплевать на свою фирму — так ты можешь понять? Он делает то, что должен делать, это часть его жизни, но он не привязан к ней, понимаешь? Виктора не волнует эта работа, его основные интересы, — старик назидательно поднял палец, — лежат вне ее.
Андрей молчал. Похоже, туманные рассуждения деда все же содержали какое-то рациональное зерно.
— Вы хотите сказать, что можно заниматься делом, не любя его? — он недоверчиво посмотрел на старика.
— Я этого не говорил, — сказал Николай Александрович. Андрей вновь поджал губы. — Любить или не любить, это уже другой вопрос. Ты можешь любить свое дело, можешь нет — не важно. Важно не быть привязанным. — Так любовь и есть привязанность!
— Ой ли? — Старик взглянул на Андрея с едкой усмешкой, тот нахмурился.
— Любовь и привязанность — это одно и то же, — упрямо повторил Андрей. — Или даже так: привязанность есть часть любви…
— То есть ты уже сам провел между ними некую границу, — старик ткнул в Андрея пальцем, его глаза удовлетворенно блеснули. — Теперь тебе осталось совсем немного: признать, что любовь и привязанность — не одно и то же. Андрей глубоко вздохнул.
— Ну бог с ней, с любовью. Или с привязанностью. — Он уже вконец запутался. — Давайте возьмем мою журналистику. Если мне будет на неё наплевать, то вы возьмете меня в ученики — так получается? Хотя бы теоретически?
— Не так, — ответил маг, было видно, что этот разговор доставляет ему удовольствие. — Этого мало. Даже если рассуждать теоретически.
— В каком смысле мало? Сравнивая меня и Виктора, вы определили разницу между нами в привязанности к своему делу. Ему плевать на свою фирму, мне — нет. Хорошо — допустим, мне тоже наплевать на журналистику. Так в чем же разница?
— Разница в том, что ты избавился — теоретически избавился — от привязанности к журналистике. И у тебя на ее месте появилась пустота. Но пустота эта у тебя ничем не заполнена. В отличие от Виктора, — он снова поднял палец. — Хорошо, чем эта пустота заполнена у Виктора?
— Вот это первый твой разумный вопрос за сегодняшний вечер, — ответил старик и мягко улыбнулся. — Освободившееся место у Виктора заполнено магией. Именно магия является главным, что у него есть в жизни. И, я бы сказал, не просто главным, но и единственным. Потому что кроме магии у него нет ничего.
Андрей молчал. Не потому, что ему нечего было возразить. Просто он неожиданно понял, что эти люди совсем другие. Даже более другие, чем он себе представлял.
Николай Александрович истолковал его молчание по-своему.
— Ты пойми, — продолжил он. — Когда я говорил о том, что не смогу научить тебя магии, я имел в виду следующее: ты хочешь изучить магию для того, чтобы иметь ее в качестве своеобразного инструмента — на черный день. И она ничем не будет выделяться среди других твоих инструментов. У мага же все наоборот. Магия — это единственное, что у него есть. Именно в магии заключен смысл его жизни, именно с магией связаны все его помыслы и надежды. Это я и имел в виду, когда говорил о том, что нельзя принадлежать двум мирам одновременно. Ты или там, в обычном мире, или здесь, в мире магии. Третьего не дано. Это трудно понять, еще труднее — принять. И бесконечно сложно воплотить на практике.
— Получается, что мага ничто на свете, кроме его магии, не волнует? — Андрей взглянул на старика. — Но ведь это страшно.
— В известном смысле ты прав, — согласился тот. — Но вот страшного здесь ничего нет. Просто надо уметь правильно расставлять акценты. — В смысле?
— Ты можешь заниматься в этом мире чем угодно. Можешь бороться за демократию или спасать китов от вымирания, можешь стать главой государства или наоборот — застрелить президента. Суть не в этом, а в том, что ты не должен быть привязан к результатам своего труда. Даже находясь в гуще этого мира, ты остаешься вне его. Понимаешь?
— Не понимаю, — насупился Андрей. — Зачем делать то, что тебе не нужно?
— Я не говорил, что не нужно. Я говорил о том, что тебя не должен привлекать результат. Все мы в большинстве своем подобны дрессированным медведям — они ездят на велосипедах не потому, что им это нравится, а потому, что в итоге получают кусочек сахара. Маги ставят акцент на другом — их интересует в первую очередь велосипед, сам процесс езды, но никак не кусочек сахара. — Но это глупо, — возразил Андрей.
— Не скажи, — засмеялся старик. — Это глупо лишь на первый взгляд. Ты забываешь об одном важном моменте — о человеке, который держит этот самый кусочек сахара.
— Я понял, — Андрей торопливо кивнул. — Вы хотите сказать, что от этого человека зависит, давать мне сахар или нет?
— В самую точку, — кивнул маг. — Только надо понимать, что в данном случае речь идет не о сахаре, а о свободе, о твоей независимости. Пока кто-то держит перед твоим носом этот сладкий кусочек, а точнее, пока ты хочешь его получить, ты не свободен.
— Но если это мое дело, мой бизнес? Если я сам зарабатываю, сам себя обеспечиваю?
— А в чем ты видишь разницу? — В голосе Николая Александровича послышалась насмешка. — Просто в данном случае ты держишь этот кусочек сам.
Андрей молчал, думая о том, что старик вечно путает понятия.
— Пойми, Андрей, дело ведь не в сахаре. Дело в тебе самом. Пока ты привязан к результату своего труда, пока результат этот хоть что-то для тебя значит — ты не сможешь стать магом. Магия — это свобода. И в первую очередь, свобода от самого себя.
— Свобода от самого себя — это очень расплывчатое понятие. — Андрей задумчиво посмотрел на собеседника.
— Тогда скажу по-другому. Магия — это свобода от навязчивых идей, способ выйти за рамки обыденности. Пока твои мысли и интересы сосредоточены в этом мире, магия тебе недоступна. Вот что я и имел в виду, когда говорил о твоей журналистике: она — дело этого мира, этой реальности. Да, ты можешь ею заниматься. Ты можешь продолжать любить ее. В то же время, тебе должно быть наплевать на эту работу, ты должен быть свободен от ее влияния. Понимаешь меня? Свобода от влияния — вот что главное. Это просто занятие, причем не самое плохое в этом мире. Но и только! Любая наша деятельность, если мы относимся к ней чересчур серьезно, поглощает слишком много нашей энергии. И на магию ее просто не остается. Маг должен быть легким — а серьезность, основательность, поглощенность заботами и проблемами прижимает его к земле.