— Меня предупредили о вашем непослушании, — прорычал человек басом с французским выговором.
Изабелла затрепетала при виде кислолицего аристократа, тучного и краснощекого, выступившего из тени; рядом с ним держался грубоватый охранник, ведущий под уздцы хозяйскую лошадь.
— Так что я принял меры предосторожности.
— А, шевалье Баусико… — просиял ничуть не обеспокоенный Натан. — Мы так рады, что застали вас. Предостережение вполне обоснованно: синьорина Монтефиоре сомневается насчет венчания. Ее удручают ваши манеры… не говоря уже о размере брюк.
Шевалье протянул руку, и охранник вложил в его ладонь пистолет.
— Très amusant, [7] — презрительно усмехнулся толстяк, проверяя, заряжено ли оружие.
— И, раз уж об этом зашла речь, как бы я ни восхищался вашими отважными попытками угнаться за модой, — продолжал Натан, указывая на жилет шевалье, — вынужден заметить, что эти полоски оказывают вам медвежью услугу. Они не красят такие фигуры, как ваша.
Глаза Изабеллы широко распахнулись, когда шевалье взвел курок и направил пистолет на Натана. Юноша отреагировал так быстро, что за его движением было невозможно проследить взглядом: внезапно его рапира оказалась обнажена, сверкнула сталь — и пистолет был выбит из хозяйской руки; он взлетел в воздух и приземлился прямо в подставленную ладонь Натана.
— Вперед! — крикнул тот, вскакивая на свою статную вороную кобылку.
Он схватил Изабеллу за руку и поднял девушку к себе за спину, на круп лошади.
— Arrêtez! Voleur! [8] — проревел шевалье, когда они понеслись через поле.
За считаные секунды он вскарабкался на собственного скакуна и устремился в погоню.
— Держись крепче! — крикнул Натан спутнице и направил лошадь на узкую тропинку, прорезающую густой хвойный лес.
Огромная ветка возникла прямо перед ними в рассветном тумане.
— Натан, берегись! — взвизгнула Изабелла.
Юноша выпалил из пистолета, и помеха исчезла. Лошадь мчалась изо всех сил. Натан отшвырнул прочь разряженный пистолет.
Краснощекий шевалье безжалостно нахлестывал коня, пока не нагнал беглецов и не поравнялся с ними. Натан снова обнажил рапиру и, прежде чем повернуться к преследователю, удостоверился в безупречной белизне собственных зубов, отразившихся в блестящем лезвии. Кони летели вперед, двое всадников звенели клинками, сверкающими, словно молнии, в лучах раннего утреннего солнца. Изабелла вскрикивала, уклоняясь от хлестких ветвей проносящихся мимо деревьев.
— Должен вас предупредить, — поддразнивал своего противника Натан, — что я не проиграл ни одной схватки с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Причем тогда я сражался с шевалье д’Эоном, которого многие называют величайшим фехтовальщиком в истории. Шансы не на вашей стороне, друг мой.
С этими словами он нанес решающий удар. Баусико покачнулся и с жутким треском врезался головой в толстый сук. Он вылетел из седла и с шумом приземлился на пятую точку.
— Adieu, mon ami, [9] — крикнул Натан, пряча клинок в ножны. — И, напоследок, еще одно: сейчас тысяча восемьсот двадцатый год, друг мой, лоск — уже больше не предмет предпочтений, а обязательное требование.
Полчаса спустя беглецы остановились на скальном выступе, нависающем над морем, где уже дожидался местный житель с повозкой. Натан спешился, помог спуститься Изабелле и пошел разговаривать с ним. Пару минут юноша весело объяснялся на ломаном французском, затем передал собеседнику свою лошадь и несколько золотых монет и вернулся к девушке.
— Это Жак, он отвезет тебя обратно к семье, в Милан. Так что пришла, как говорится, пора прощаться.
— Но, Натан, — взмолилась Изабелла, глаза которой уже блестели от слез, — я не понимаю! Разве мне нельзя поехать с тобой?
— Боюсь, это невозможно, — возразил Натан с куда более заметным мягким чарлстонским выговором. — Уже через час меня ждет работа.
— Да, и какой же дурацкой работой ты все-таки занимаешься? — надула губки Изабелла. — Эта твоя великая тайна…
Натан набрал в грудь побольше воздуха, но передумал и вместо ответа поцеловал ее в лоб.
— Ты оправишься быстрее, чем тебе кажется, — пообещал он, и в глазах его промелькнула легкая грусть.
— Натан, я люблю тебя, — призналась Изабелла.
— А я люблю приключения! — ответил он, а затем бросился к краю утеса и, раскинув руки в стороны, нырнул в океан.
Изабелла в изумлении, с блестящими на щеках слезами, смотрела ему вслед, пока он не скрылся в тумане.
Горизонт уже заливался рассветным фиолетово-розовым румянцем, когда Джейка разбудил запах свежей выпечки. Блюдо исходящих паром круассанов стояло рядом с ним на палубе.
— Вы, без сомнения, чувствуете себя ужасно?.. — послышался голос.
Говорил Чарли, разглядывающий в подзорную трубу море.
— Атомий даже при самом благоприятном стечении обстоятельств вызывает дурноту, но в первый раз ощущения самые неприятные. Вот апельсиновый сок, — продолжил он, указав на фарфоровую кружку рядом с круассанами, — и, пожалуйста, угощайтесь выпечкой. Она с миндалем и шоколадом.
Джейк и в самом деле чувствовал себя ужасно: в горле было ощущение, будто его потерли наждаком, мышцы ныли, а голова гудела. Он потянулся за кружкой и выпил сок. Это освежило мальчика достаточно, чтобы он смог сесть.
— Ост-индиец, если не ошибаюсь, — пробормотал Чарли. — Полагаю, голландский. Вероятно, на пути к Цейлону или Бомбею.
Поначалу Джейк не понял, о чем говорит новый знакомый. Но потом за бортом корабля он заметил смутный силуэт и вскочил на ноги.
— Это ведь то, что я думаю?
На фоне малинового неба величественно скользил корабль. В бортах вытянутого прочного корпуса были вырезаны ряды орудийных портов; на трех высоченных мачтах упруго натягивались от сильного ветра паруса. Хоть судно и проходило на приличном расстоянии, Джейк разглядел движение на его палубе.
— Пожалуйста, не могли бы вы на секундочку одолжить мне подзорную трубу? — попросил он собеседника.
Чарли передал ему прибор. Джейк с восторгом схватил его, навел на корабль и едва не задохнулся от изумления: на корме группа матросов поднимала оставшиеся паруса. На всех была одинаковая форма: свободные белые рубахи, узкие штаны и сапоги до колена. Надзирал за работой безукоризненно выглядящий мужчина в синем кителе и треуголке, из-за которой он походил на лорда Нельсона.
Именно такого доказательства и не хватало Джейку — и оно заворожило его. Мальчик жадно рассматривал судно. Из орудийного порта выглянул юнга, выплеснувший за борт помои; на баке стояли три джентльмена в длинных плащах и с тростями; рядом с ними впередсмотрящий перегнулся через борт, разглядывая горизонт в подзорную трубу. Джейк невольно попятился в тень, осознав, что может попасться на глаза постороннему в своей школьной форме.