После того как все — сперва гости, а затем и их слуги — отправились спать и мерцающие свечи были погашены, Чарли еще раз попрощался с мистером Дрейком (пообещав, что «на сегодня это последний раз»), и три агента, закутанные в самую темную одежду, какую им удалось найти, отправились в самое сердце замка.
Когда они добрались до встроенного в стену фонтанчика, часы как раз пробили четыре. Торжественный звон колоколов разнесся эхом по каменному коридору. Затем снова повисла тишина.
Первым делом они попытались нажать на фонтан, но без удивления обнаружили, что он не двигается.
— Как же нам попасть внутрь? — прошептал Джейк, пока они дружно изучали стену в поисках какого-нибудь открывающего механизма.
— Возможно, это имеет какое-то отношение к этим символам, — предположил Чарли.
Он указывал на ряд римских цифр, высеченных на камне под фонтаном: I, VIII, VI, III, IV, II и так далее.
Топаз опустилась на колени и присмотрелась к ним повнимательнее.
— В этих числах нет никакой закономерности. Один, восемь, шесть, три, четыре, два, семь, пять, девять… — перечислила она. — Это что-нибудь значит?
Чарли пожал плечами. Джейк забрал у Топаз свечу и вгляделся в цифры. Проведя по ним пальцами, он кое-что заметил.
— Смотрите, они двигаются! — возбужденно воскликнул он и показал, что можно нажать на каменный квадратик с каждой из цифр.
— Должен быть какой-то определенный код, — задумчиво протянул Чарли.
Все трое уставились на цифры в попытке разгадать загадку.
Внезапно Джейк широко распахнул глаза.
— Тысяча четыреста девяносто второй, — воскликнул он, — год открытия Америки. Мне проверить?
Топаз пожала плечами.
— Что плохого из этого может выйти?
— Ну, в худшем случае, — заметил Чарли, поправляя очки, — может выясниться, что механизм снабжен ловушкой, и неверный код пустит в ход потайные лезвия, которые отрубят нам головы. Но пусть это вас не останавливает…
Джейк нажал последовательно четыре цифры. Дверь не открылась. Чарли почесал в затылке, а Топаз продолжила смотреть на кнопки.
— Тысяча шестьсот сорок девятый, — пробормотала она так тихо, что поначалу ее никто не расслышал. — Это тысяча шестьсот сорок девятый, — повторила она громче. — Я уже видела его прежде.
Девочка не стала дожидаться одобрения. Она просто надавила кнопки, и каменная плита отъехала с гулким грохотом. Взяв свечу из руки Джейка, Топаз шагнула внутрь. Каменная лестница уходила вниз, к далекому пятну света.
— Пойдем? — спросила она, бесстрашно начиная спускаться.
Мальчики двинулись следом, закрыв за собой дверь.
— Откуда она узнала это число? — поинтересовался Джейк у Чарли.
— Тысяча шестьсот сорок девятый — это год рождения Зельдта, — прошептал он. — Он появился на свет в Лондоне, тридцатого января. Легенда гласит, что его рождение совпало по времени с обезглавливанием Карла Первого. Жуть, — добавил он, передернувшись.
— Казнь Карла Первого? Я читал об этом! — с восторгом заявил Джейк. — Он надел три рубашки, чтобы не дрожать.
— Это, безусловно, был холодный день, — торжественно подтвердил Чарли. — Холодный день для всей истории.
Они догнали Топаз у подножия лестницы. Освещенная фонарями площадка переходила в гулкое, похожее на пещеру пространство — замковое подземелье. Ряды могучих колонн поддерживали потолок.
— Прячьтесь! — внезапно приказала Топаз.
Что-то происходило. Трое агентов притаились в тени за одной из колонн. На просторном открытом участке перед ними в лучах света стоял огромный механизм. Вокруг тянулся ряд рабочих мест, и суетились люди, усердно занимающиеся каким-то делом.
— Что это за штука? — спросил Джейк.
Чарли сразу же узнал устройство, и вид его вызвал у мальчика улыбку.
— Это, друг мой, один из первых в мире печатных станков.
— Правда? — внезапно заинтересовавшись, переспросил Джейк. — Какой огромный!
— В тысяча четыреста пятьдесят пятом году Иоганн Гутенберг разработал свой механический способ печати, — пояснил Чарли взволнованным шепотом. — Очевидно, его вдохновил на это простой винный пресс. До Гутенберга книги либо переписывали вручную, либо печатали с деревянных досок, на которых вырезался текст. Весьма трудоемкий, нудный и разорительный способ. Революционная идея Гутенберга…
— Состояла в том, чтобы отливать из расплавленного металла литеры, — перебила его Топаз, — и из них уже набирать текст.
— На самом деле Гутенберг не был первым. Еще в тринадцатом веке был создан опытный японский образец, но именно Гутенберг придумал первую краску на масляной основе, без которой этот механизм не смог бы работать должным образом.
— Вот видишь, — улыбнулась Топаз, — с нами ты каждый день узнаешь что-нибудь новое.
— Ты сильно преуменьшаешь! — заметил Джейк.
— Вопрос в том, — задумался Чарли, — что именно настолько срочно печатает Зельдт?
Они продолжили наблюдать за лихорадочным процессом. Как только свежеотпечатанные страницы, пестрящие черной, красной и золотой красками, появлялись из-под пресса, они отправлялись дальше по конвейеру. Некоторые рабочие аккуратно складывали бумагу в стопки; другие умело их сшивали; третьи с помощью клея и металлических скреп собирали огромные тома. Последний ловко снабжал обложку застежкой тонкой работы с замочком и ключиком. Законченные книги бережно укладывали в деревянные ящики.
Один из таких ящиков как раз заполнился, его погрузили на тележку и вывезли из помещения двое рабочих. При виде людей Зельдта, направляющихся прямо в их сторону, трое агентов чуть глубже отступили в тень. Это привело их к арке, ведущей в новое ответвление подземелий.
— Будем исследовать? — спросил Джейк.
Чарли уставился на него, а затем повернулся к Топаз.
— Как давно он с нами работает?.. — уточнил он. — Всего три дня, а уже, по всей видимости, командует парадом.
Новый проход привел их в еще один огромный зал, на этот раз пустой и куда более темный. У ребят ушло не меньше минуты на то, чтобы глаза привыкли к полумраку. Наконец им удалось разглядеть равномерно повторяющиеся очертания.
— Что это за штуки? — спросила Топаз, озадаченная непонятной картиной.
По обе стороны, насколько хватало глаз, тянулись ряды прямоугольных контейнеров, какие можно встретить на грузовых судах. Каждый был приподнят, по меньшей мере, на шесть футов над землей на прочных опорах; от основания отходила толстая труба, которая, изгибаясь, ныряла в стену.
— Ты из нас самый высокий, — обратился к Джейку Чарли. — Из чего они сделаны?