— Ну, это еще цветочки. Тебе лягушку в постель не подкладывали и кашу по столу не размазывали.
— А тебе они такое устраивали?
— И не только это.
Вернулись дети и громким шепотом заторопили:
— Пойдем, Троттер, пойдем.
Взяв Джона и Джесси за руки, она выбежала с ними из комнаты, но у лестницы остановилась и предупредила:
— Идем дальше тихо, на цыпочках. Если бабушка услышит шум, будут неприятности.
Они согласно кивнули и крадучись спустились вниз, пошли по коридору, но, оказавшись в комнате отца, радостно бросились к нему, болтая наперебой.
— Я позвал вас не веселиться, — с притворной суровостью заговорил Марк, стараясь немного утихомирить их. — Мне хочется знать, почему вы так шумели, что не давали мне ужинать?
Дети переглядывались и, хихикая, подталкивали друг друга.
— Это Джон, папа, — начал объяснять Люк. — Он рассказывал о нас смешной стишок.
— Господи! — безмолвно простонала Тилли. Как она могла забыть предупредить детей, чтобы они не рассказывали стишок отцу.
Снова Мэтью стал подзадоривать младшего брата.
— Давай, Джон, расскажи для папы.
Джон отнекиваться не стал. Но на этот раз взрывов смеха после его выступления не последовало; они следили за выражением лица отца: он смотрел на них, вытаращив глаза, поджав губы, нос его слегка подергивался. Тилли не могла определить, рассердился он или нет.
— Кети? — спросил хозяин, глядя на нее поверх детских голов.
— Нет, сэр, нет, они не здесь этому научились, — Тилли видела теперь, что он недоволен.
Лицо его стало кривиться от сдерживаемого смеха, и дети бросились к нему, но он осадил их пыл:
— Только попробуйте рассмеяться, сразу же отправитесь наверх. Не забывайте, что внизу столовая, а кто там сейчас?
— Бабушка, — ответил дружный хор.
— Верно, бабушка.
Марк посмотрел на младшего сына. Лицо Джона сияло: он гордился тем, что развеселил всех. Но грубый стишок звучал еще смешнее из-за того, что Джон заикался. Марк не мог не отметить, что со времени отъезда сын стал заикаться значительно сильнее.
— Папа, а он еще знает песенку про бабушку.
— Про бабушку?
— Да, папа, — захихикали дети.
— Мы все ее знаем, папа, — сказал Люк, — но у Джона получается лучше. Давай, Джон, спой «Когда я был мальчишкой…».
Джона не надо было долго упрашивать. Снова став в позу, он, почти не заикаясь, затянул развеселый мотив, сияя радостной улыбкой:
Когда я был мальчишкой, у бабушки я жил.
Она меня не лупила, чтоб я умнее был.
Но вот теперь я вырос, и если захочу,
То от души бабулю свою поколочу.
Джон торопливо допел последнюю строчку. И Марк, не в силах сдерживаться, зажал рот рукой и откинулся на подушки. Слезы выступили у него на глазах от едва сдерживаемого смеха. Дети повалились на него, тоже давясь от хохота.
— Кто вас научил этим стишкам, ваша няня? — отодвигая их от себя, поинтересовался Марк.
— Нет, папа, это Бригвелл, один из садовников.
— Старик Бригвелл?
— Да, папа, — дружно закивали дети.
— Ну ему это простительно. Но вот если услышит бабушка, плохо будет.
— Но она не узнает, — заверил его Люк. — Мы поем только в конюшне. Верно, Мэтью?
Марк посмотрел на него. Светлые волосы Мэтью уже не завивались локонами. С трудом верилось, что мальчику всего двенадцать: выглядел он значительно старше.
— Папа, хочешь, мы споем эту песенку для тебя все вместе? Когда мы поем ее хором, выходит очень весело.
— Да, я не прочь послушать вас, — покусывая губы, согласился Марк, но… — он предостерегающе погрозил пальцем, — помните, кто внизу.
Они выстроились в ряд перед его креслом, где уже стояла Тилли. Она тоже не отказалась бы присоединится к их хору: так хорошо и радостно было у детей на душе. Никогда ей еще не приходилось видеть хозяина таким беззаботно веселым, он даже помолодел. И когда дети запели, она тоже беззвучно шевелила губами.
В этот момент дверь тихо открылась, но только Марк видел это. Он поднял руку, пытаясь остановить детей, но они, увлеченные, не обратили внимания на его предостерегающий жест и допели все до конца.
— Это… что… еще такое? Что я слышу?
Дети вздрогнули и резко обернулись. Как всегда, первая нашлась Джесси Энн.
— Бабушка, мы спели папе одну песенку.
— Я слышала, о чем вы пели. О том, чтобы избить бабушку, — она не позволила себе произнести слово «поколотить». — И где же вы такому научились? — глядя на них с высоты своего роста, грозно осведомилась она.
— Это ты их научила? — перевела она взгляд на Тилли.
— Нет, мадам.
— Тогда это та, что наверху. Марк, ты должен…
— Подождите, не надо спешить. Дети, спокойной ночи. Подойдите ко мне и пожелайте доброй ночи.
Они торопливо поцеловали его, и Тилли увела их наверх.
— Эта девица!..
— Эта девушка здесь ни при чем. Никто в этом доме не учил их этим стишкам.
— Какие они вульгарные!
— Согласен, вульгарные. Но не здесь они их услышали.
— Не верю…
— Хотите верьте, хотите нет, — возвысил голос Марк. — Но посоветовал бы вам, вернувшись к себе домой, поинтересоваться у того, кто вносит в их жизнь немного веселья. И вы узнаете, что это не кто иной, как Бригвелл, так высоко ценимый вами слуга.
— Бригвелл?! Быть того не может…
— Можете не верить, но именно Бригвелл научил их этой песенке. Вы не слышали еще и половины.
— Бригрелл живет в этой семье столько… столько, сколько и я, — тряхнула головой она.
— И кажется мне, веселого он видел мало.
— Марк!
— Откуда вам знать, о чем думают люди. Разве вам известно, чем заняты они в свободное время? С детских лет вы жили в своем замке, отгородившись от остального мира.
Он умолк, и они некоторое время молча мерили друг друга сердитыми взглядами.
— Теперь мне становится понятнее, как жилось Эйлин в этом доме, потому что ты рассуждаешь, как… — задохнулась от возмущения она.
— Как кто?
— Как человек, отошедший от своего класса.
Он продолжал молча смотреть на нее. Потом невесело рассмеялся, откинувшись на подушки.
— Дорого бы я дал, чтобы иметь возможность отходить или приходить.
— Я хорошо тебя понимаю, но твои манеры не вызывают сочувствия.