— Боже правый! — ахнул он при виде медленно вошедшей Тилли. — Что… что с тобой стряслось?
— Это Хал Макграт. Он подкараулил меня у края леса.
— Боже, какой у тебя вид. Что он сделал? Иди сюда, садись, садись!
— Как все случилось? — хватая ее за запястья, торопливо спросил он, но потом добавил: — Нет, сначала иди и хлебни бренди. А когда она покачала головой, настойчиво повторил: — Обязательно выпей, тебя перестанет так трясти.
Тилли послушно отправилась в гардеробную и налила себе немного из графина, но, сделав глоток, поперхнулась и долго не могла откашляться.
— А теперь садись и рассказывай, — нетерпеливо скомандовал он, когда Тилли, справившись с кашлем, вернулась в спальню.
И она поведала ему о своих злоключениях.
— Он… повредил спину… не может пошевелиться. Надо кому-то сказать, — закончила она свой рассказ.
— Кому сказать? Ты в своем ли уме, девушка? — обрушился на нее Марк. — Самое разумное — оставить его там, где он сейчас, и надеяться, что ночью ему придет конец. Этот человек опасен для тебя. А теперь иди и переоденься. И никому ни слова. Ни единой душе. Поняла? Тебя кто-нибудь видел сейчас?
— Нет, сэр.
— Хорошо, теперь пойди в мою туалетную комнату и по возможности приведи себя в порядок, иначе, если тебя увидят, могут подумать, что это сделал я. И предупреждаю: никогда не ходи на цыпочках мимо моей комнаты. Я привык различать твои шаги даже по ковру, — он сменил тон, стараясь ободрить ее, но она не могла выдавить из себя даже подобие улыбки…
Умывшись, она накинула на себя халат, который надевала, когда убирала в туалетной. До своей комнаты Тилли надо было пройти всего несколько шагов, но она посчитала такую предосторожность не лишней: вдруг в этот момент кто-то оказался бы в коридоре. Ей повезло и на этот раз. Но если никто, кроме хозяина, не знал о случившемся, то и ей не стоило переживать, что Хал Макграт может умереть. Она же сама желала, чтобы он умер. Но в то же время ей не хотелось отягощать его смертью свою совесть, если бы она могла кому-либо довериться. Чувства и мысли ее были в смятении. С кем поговорить? Может быть, с Бидди? Но хозяин предупредил, что надо молчать… и все же, как ей поступить?
Ответ нашелся сам собой, когда в ее дверь тихонько постучала Кети.
— Тилли, там снова пришел этот парень, Стив, — объяснила она, входя в комнату. — Он хочет поговорить с тобой. Он пришел сразу, как ты ушла. Ты что такая странная, как будто не в себе?
— Я чувствую себя плоховато.
— Должно быть, дело в утке. У меня после обеда желудок тоже схватывал. К хорошей еде надо тоже привыкнуть, особенно после того, как столько лет приходилось поститься, — она широко улыбнулась и шепнула: — Так ты спустишься, что ему передать?
— Скажи, что я сейчас выйду к нему.
— Ага, хорошо, Тилли.
Спустя несколько минут она прошла по коридору, но уже не на цыпочках. В кухне Тилли огляделась.
— Он не захотел заходить, — пояснила Бидди. — Сказал, что ты нужна ему на пару слов.
Они переглянулись, и Тилли вышла за дверь.
Двор освещал висевший на кронштейне фонарь со свечой внутри. В его бледном свете лицо Стива казалось белее простыни.
— Хал вернулся, — вместо обычного приветствия проговорил он и торопливо продолжал: — Он явился вчера вечером. Я сегодня утром пришел со смены — а он тут как тут. Я думал, что умру. Он знал, что я постараюсь тебя предупредить, и пообещал прикончить меня. Мать продержала меня дома все утро. Она убрала лестницу от чердака, чтобы я не мог спуститься. А когда она меня выпустила, его уже давно и след простыл. Я… пришел, как только смог. Тилли… я…
— Я знаю, Стив, — вмешалась она, касаясь его руки. — Я его… встретила.
— Встретила? И до сих пор жива? Тилли, Хал грозил тебе такими ужасами, и, что хуже всего, был он трезвый как стеклышко. Эх, Тилли, — сокрушенно покачал головой Стив. — Что он тебе сказал? И как ты смогла…
Она увлекла его со света под прикрытие стены, которой был обнесен парк, и, стоя там в темноте, коротко рассказала ему все, что произошло.
— По-твоему, он сломал спину? — спросил Стив после долгой паузы.
— Хал не мог двинуться с места, Стив… он может умереть, а я не хочу, чтобы это было на моей совести.
— Ты глупая, Тилли, сама не понимаешь, что говоришь. Я скажу тебе так. Или ты, или он. У Хала что-то не так с головой. Он делается как помешанный, когда о тебе говорит, и все равно до тебя доберется. А если Хал женится на тебе, то лучше не будет — он будет бить тебя до полусмерти. Ты его держишь чем-то, я не понимаю, в чем здесь дело, но знаю только, что ты крепко засела ему в голову, и он страшно бесится. А потому лучше всего… оставить его там.
— Нет, Стив, нет, если мы с тобой оставим его там умирать, покоя нам не будет. Я надеюсь, что он… умрет… но не так, брошенный без помощи. Сходи и посмотри, сумел он встать или нет. Если нет, ты знаешь, что делать, скажи отцу, они придут и заберут его. Стив, прошу тебя, пожалуйста, сделай это ради меня, — стала упрашивать его Тилли, когда он покачал головой.
— Ради тебя я и не хочу это делать, Тилли. Неужели ты не понимаешь? Это все равно что подписать тебе смертный приговор и мне тоже, потому что он точно изувечит меня. В море опять он не собирается и станет повсюду преследовать тебя. Ты не будешь знать ни минуты покоя. Господи! И зачем он только родился? — Стив умолк, потом резко оттолкнул ее. — Иди в дом, ты дрожишь. Все будет в порядке, иди в дом.
— А ты пойдешь туда? Обещай, что пойдешь, Стив.
— Да, я пойду.
— Спасибо тебе, Стив. Спасибо.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и быстро растворился в темноте.
Новость в особняке узнали на следующий день. Принес ее из Шильдса Сэм, куда он ездил к торговцу зерном. Все городские и сельские новости стекались сюда, на торговый двор, и, как подхваченные ветром, разлетались они потом по всей округе. Нельзя сказать, что найденный на дне ложбины труп мужчины вызвал сильное потрясение, особенно в Шильдсе, где в темных закоулках нередко находили избитых и раздетых моряков. Случались убийства и на берегу. Но этот парень только за пару дней до этого сошел на берег, а в это утро его нашли в лощине с ножом в боку. По общему мнению, парню лучше было бы оставаться в море. Но от судьбы, как видно, не уйдешь.
Погиб ли он в драке? Этого никто не знал. Было только известно, что лежал он лицом вниз. Все выглядело так, как будто он сорвался с крутого склона и напоролся на собственный нож, потому что на ручке, как рассказывали, имелись его инициалы.
Но если бы он не дрался, тогда зачем достал нож? Это также оставалось загадкой. На его теле не было следов борьбы: ни синяков, ни кровоподтеков, только царапины на лице, которые, очевидно, остались от колючек.