— Да-а, — протянул Ваня, не зная, как относиться к заявлениям Шишка.
Но тут он вспомнил о своем плеере, где была записана совсем другая музыка: heavy metal — может, она Шишку глянется! Ваня достал из рюкзака магнитофончик, засунул постеню за ремень с красной звездой, а наушники воткнул в уши, — не бойся, дескать, ничего страшного, — и нажал кнопку…
Что тут началось! При первых же звуках глаза Шишка едва не выскочили из орбит, домовик вжал голову в плечи, затряс башкой и… рухнул как подкошенный. Падучая у него, что ли? Мальчик, ожидавший совсем иной реакции, быстро выдернул наушники из Шишковых ушей.
Но домовик никак не приходил в себя. Василисе Гордеевне едва удалось привести его в чувство: Зарю-заряницу вызвала, все ветра собрала, солнце уломала в избу сойти, самого Христа на помощь призвала — наконец открыл постень глаза и с великой укоризной поглядел на Ваню:
— Я к тебе со всей душой — а ты так, да? Угробить задумал Шишка, записал где-то музыку чертей, которой они в аду сквернословов пытают… Эх ты, а еще товарищ называешься!
А когда все немного утряслось, Златыгорка, улучив момент, отвела Ваню Житного в сени и велела:
— Открой рот, закрой глаза!
Что мальчик и выполнил, ожидая получить сладкую конфету… Каково же было его удивление, когда посестрима харкнула ему в рот… Ваня, открыв глаза, ответно плюнул в девичьи уста, и после того как вся процедура была проделана трижды, побежал в избу.
Птахи сидели на окошке, в цветочных горшках, и оттуда поглядывали на дорогу. По ту сторону стекла, на проводах, разместились воробьишки, которые поддразнивали комнатных птиц: дескать, чего взаперти сидите? На улицу не пускают вас, а самим слабо вылететь…
Жаворлёночек ответствовал:
— А нам и тут хорошо… Тепло, светло и… мух полно…
Про мух было явной ложью. Ваня захохотал.
Птахи оглянулись, и соловей присвистнул:
— Ли-ко: опять он научился нашему языку, коршун его подери! — И больше на Ваню Житного не отвлекался — птичьи дела были важнее, а с проводов уж орали:
— А ну, выходите!.. Силушку вашу поизведаем!
Соловей отвечал:
— Да пошли вы! Еще связываться со всякой мелочью… Сейчас вылетим — крылья-то вам пообломаем!
Воробьи чирикали:
— Ой, ой, ой, как страшно! Ну-ка, попробуйте… Мы сами вам шеи свернем!
Ваня слушал птичью перепалку как ангельское пение… Вот это подарочек преподнесла ему Златыгорка! Побежал и расцеловал посестриму, спасибо, де, тебе большое… Опять он понимал птичий язык! А что может быть лучше!
Под вечер Ваня с Шишком отправились на барахолку — купить чего надо в путь-дорогу. Златыгорка осталась дома. Василиса Гордеевна посоветовала ей крылышки первым встречным не казать и пользоваться ими только в самом крайнем случае, чтобы не попасть впросак…
Ну а деньжата у Вани на сей раз имелись. Он слазил в подполье и вытащил из стеклянной банки пачку нефтедолларов, потом подумал-подумал и решил взять в дорогу еще несколько, но одну вязанку все-таки приберег, оставил про черный день. Кто его, этого демона де Фолта знает…
Базар широко раскинулся, заняв обе снесенные улицы: и 1-ю Земледельческую, и 2-ю, и похож был на цветастый цыганский табор, только вместо кибиток — ларьки. В одном из них Шишок углядел маскировочную армейскую форму, висящую на плечиках, и ткнул в нее: дескать, всем троим такая одежка бы пригодилась, с учетом того, что нас в тех Балканах ждет. Может, по болотам ползать придется, в лесах укрываться. Но, узнав цену пятнистой одежды, домовик схватился за голову:
— Вот проиграл ты тогда, у трех вокзалов, неразменную тыщу… Что теперь делать? Отвлечь ведь придется ларечницу да и… увести маскхалаты…
— Во-первых, это не маскхалаты, а камуфляж, — поправил Ваня всё проспавшего постеня. — А во-вторых, гляди! — и мальчик достал из рюкзака толстую пачку нефтедолларов.
Шишок, воровато оглянувшись по сторонам, вырвал у Вани денежную кипу и запихал в свой полосатый карман.
— У меня надежней! Бывшая левая рука у меня шибко чувствительная — враз чужие пальцы почует…
Действительно, долго ждать не пришлось: оттопыренный карман малорослого Шишка живо привлек внимание какого-то мазурика, чья рука потянула аппетитную пачку к себе… Домовик в это время комментировал Златыгоркину песню: дескать, железны яйца ястреба — это не иначе как бомбы… Ваня плечами жал: откуда там бомбам взяться…
— А значит, эта форма… — продолжал Шишок, но тут раздался дикий вопль. Ваня Житный вздрогнул… За спиной постеня стоял воришка, полезший, куда не надо, и теперь в ужасе глядевший на свою пятерню: фаланги пальцев у него напрочь отсутствовали… валялись в пыли…
Мальчик вытаращил глаза: вместо шуицы из полосатого рукава Шишка высовывалась… ручная пила. Незадачливый вор похватал обрубки из-под ног потенциальных покупателей и с воем исчез в толпе. А железная пила тотчас куда-то втянулась: остался один пустой рукав.
— Это… это что такое было? — остолбенело спросил Ваня.
— Я ж говорю — рука теперь вылезает, когда ей вздумается! Да притом действует самостоятельно, без моего приказа, ин-стинк-тив-но! Поэтому под левую руку никому соваться не советую.
Наконец приобрели три камуфляжа: самый маленький — для Шишка, таёжку; самый большой — для Златыгорки, болотку; и средний — для Вани, березку. Исходив рынок из конца в конец, взяли также три пары сапог, — Златыгорке наугад сорок восьмой размер. Плюс пять метров брезента, чтоб укутать крылышки, черные перчатки, чтоб скрыть серебряную ручку, командирские часы для Шишка, а также рюкзаки, фонарики, аптечку и так далее, и тому подобное…
Когда, закупив все, выбирались из караван-сарая, увидели: из-за лотка с пирожками выскочила драная кошка со вздыбленной шерстью, поперек морды торчала добыча — пирожок. А вслед кошке летел увесистый булыжник, посланный разгневанной лоточницей. Но киска ловко увернулась, метнувшись под ноги Шишку, который от неожиданности потерял равновесие и рухнул на асфальт. Кошка же со своим пирожком скрылась, ловко лавируя среди ног прохожих.
— Вот сволочь! — потирая ушибленное место, пробормотал постень.
Правда, кто из них сволочь: кошка или лоточница — Ваня не понял. И в утешение решил купить Шишку воздушной кукурузы: дескать, хочешь поп-корн? Вкусны-ый!.. Раздосадованный падением домовик покачал головой: еще чего, не буду я есть этот поп-корм! Ваня исправил постеня: поп-корн… А тот не соглашается: нет — поп-корм, нехай твоя попса его лопает. Это поп-еда — как для кур комбикорм…
— Ну а почему попса моя? — вздохнул мальчик.
— Телевизор — твой? Твой! Для тебя его Валька привезла, не для Василисы же Гордеевны! Значит, и попса, и все, что ни есть в этом ящике, — твое! Тебе за него и ответ держать! А не хочешь отвечать, спровадь ящик на переплавку!
Когда свернули на свою улицу, вновь увидали кошку-воровку. Она сидела у завалинки и доедала пирожок: причем начинка была — повидло… Домовик внимательно оглядел уличную жительницу, потом позвал мерзко-тоненьким голоском: