Дядя Жора встречал нас шумно:
– Гек, зырь, кого к нам привели. А? Вот это бычара! А рыжий, а? Мохнатый шмель… Ну откормила ты его, Славка, поперек себя шире!
– Да не толстый он, дядя Жора, просто покрепче стал.
Балхаш и Гектор обнюхались с интересом, других эмоций в отношении друг друга пока не выказали.
– А погладить даст? Или теперь только тебя признает?
– Знакомтесь, ничего. Он смирный.
Дядя Жора погладил Балхаша, тот его обнюхал. Вид у пса был сонный – на всякий случай. Он пока не разобрался, чего от него хотят.
– Дядь Жора, давайте его на постой определим. Вот его миска, покормите. Мы нарочно не кормили вечером.
– Ага, щас я. – Дядя Жора сказал Геку «свои» и убежал в каптерку за ужином для Балхаша.
Я же завела кавказца в вольер, кинула в углу матрас.
– Ну что, Балхаш? Теперь тут твое место. Ты не грусти, я еще завтра приду и потом еще приходить буду, пока не привыкнешь.
Вернулся дядя Жора, поставил перед псом миску с щедрой порцией мясной каши. Балхаш чинно сидел и ждал команды.
– Скажите ему «можно».
– А чего, так не будет? Ну дает! Можно, Балхаш, можно. Ешь.
Балхаш неспешно приступил к еде.
– Видите, он пока кого угодно слушается. Но это мы исправим со временем.
– Да разве ж я сомневаюсь? Ты – молоток, Славка! Кобло прям заколосилось. И был здоровый, а тут… Ну, мы дали! Совсем с этими собаками дурканулись. Что ж ты, с кобелем меня познакомила, а с братом?
Мужчины поручкались, окинув друг друга быстрым взглядом.
– Рад, рад, – сказал дядя Жора. – Ну, чего? Молоток у тебя сеструха. Голова!
– Да, – Геша приобнял меня за плечи, – не по годам. Котелок варит…
– Так чего? Может, за знакомство? По маленькой?
– Не-не-не, нам, татарам, это дело строго противопоказано. Я – токо пиво. Вот Балхашке, к слову, тоже пивка с яйцами не вредно…
– Не давайте, – высунулась я из-под Гешиной руки.
– Ну чего ты опять? – возмутился Геша. – Чем плохо? Шкура вон заблестела сразу…
– Не понимаю я ваших базаров, – покачал головой дядя Жора. – Так че, сколько я вам за собаку должен? Ну, за воспитание в смысле?
– Дядь Жора, давайте потом.
– Чего вдруг «потом»?
– Георгий Андреич, работать еще с собачкой. Вот она и не хочет. Примета плохая – заранее, – пояснил Геша.
– А, понял. Это я понял… когда толком объяснить – так все сразу и понятно.
– Дядь Жора, мы с Федор Сергеичем договорились завтра в девять встретиться. Вы можете Гека отвести, а я зайду к вам, с Балхашем помогу…
– Ага… да. Помню я… Ну, ты не дергайся, я сам все сделаю.
– Да как же вы с двумя собаками?
– Ничего. Справлюсь.
– А если Балхаш с вами не пойдет?
– Справлюсь я.
Я хотела еще что-то сказать, но Геша положил мне руку на плечо:
– Воля ваша. Ну, мы пойдем тогда?
– Давайте. – Дядя Жора опять пожал Геше руку. – До завтра.
Мы вышли за ворота, и я спросила у Геши:
– Ты чего меня с темы сдернул?
– А ты не видела – мялся он?
– Ну мялся и мялся. Мало ли?
– Много ли. Может, у него баба в каптерке дожидается или деловой какой-нибудь. А ты никак не отстанешь. Таких людей в угол загонять ни к чему. Повис вопрос – так и отстань, поняла?
– Поняла. Чего ж не понять? Когда толком объяснить – так все сразу и понятно…
Геша рассмеялся и дал мне подзатыльник.
Дядя Жора опаздывал.
Я разглядывала Федора Сергеевича, который сидел на старом, хроменьком (вот опять!) стульчике у стены инструкторского домика и блаженно жмурился на утреннее солнце.
От улыбки станет всем светлей, да. У Федор Сергеевича улыбка была страшненькая, кривая – шрам не давал уголку губ подняться вверх, – но очень славная. Joies de la vie, вот что было в этой улыбке. В романах так описывают хорошеньких женщин – «вся радость жизни была в ее улыбке». Федор Сергеевич не был хорошеньким, но эта радость жизни сквозила в каждом его движении, в улыбке, в манере говорить.
Простой вопрос – простой ответ. Чему радуется этот немолодой, искалеченный, одинокий человек? Жизни. И не было в этом ни натуги, ни нарочитого мужества, одна радость, такая, какими бывают пузырьки в газировке, только радость Федора Сергеевича никак не выдыхалась. Поэтому я и любила на него смотреть. Мне казалось, что у меня – тоже так. Только у меня не было еще никакой тяжелой жизни.
– Где же это наш Георгий Андреевич? – сказал Федор Сергеевич, взглянув на часы.
– А вот он. – Я увидела дядю Жору, который шел в нашу сторону, один, без собак.
Мы сразу напустились на него с вопросами: «А где Гектор? А Балхаш что, не пошел с вами? А что случилось?»
– Ну… это… Балхаш – нормально… Гуляли утром. Как ты велела – на веревке, с узлами. Споко-о-о-ойный. А я, это… Сергеич… Я чего сказать хотел… Тут такое дело… В общем… Как бы это… Ну, ты вкупись… Короче, это… Так я о чем… Ну, это…
Федор Сергеевич, пытаясь уловить мысль дяди Жоры, следил за ним, как змея за дудкой.
– Большо-о-ой теленок будет, – пробормотала я.
– А? – обернулись ко мне мужчины.
– Дядя Жора долго телится. Вот я и говорю…
– Славка! Не хами! – сказал с укоризной Федор Сергеевич.
– Не, Сергеич, я чего сказать хотел… Про Гека… Нехорошо выходит, это… Ну, с Геком… Выходит, я его поматросил и бросил… Молодого взял… Так я о чем… Нехорошо это… Ты вот что… Сергеич… Уступи мне Гека… вот что… Любые башли плачу…
– Вы, Георгий Андреевич, со своими деньгами… – начал Федор Сергеевич, а я закончила:
– …уже всех заманали…
– Славка! Да что ж это такое! Георгий Андреевич, дело не в деньгах, мы же договаривались…
– Не, ну я ж по-братски, без обид… Про договор я помню… Ну я ж по-братски… прошу… Уступи ты мне Гека! Нехорошо выходит… А ты ж себе в питомнике своем наберешь кого захочешь… А?
– Даже не знаю… Да зачем вам две собаки, я извиняюсь?
– Зачем, зачем… Затем… Я знаю зачем… Уступи, Сергеич… А?
– Ну… пусть Гек поживет у вас, пока Балхаша обучать будем… Но потом-то…
– А-а, ладно! Нате, пейте мою кровь! – Дядя Жора вдруг разгулялся и даже рябчика рванул на груди. – Ну прикипел я к мусорку! Душой прикипел… Сам удивляюсь, но такое дело… Уступи, а?
– Ну-у… Славочка, как ты думаешь?
– Ваши дела, – я пожала плечами, – как хотите. Правда, Балхаш моложе и сильнее Гектора, может и прищемить… Да и вообще, Балхашу бы, конечно, одному вольнее было.