Затея с джинсами провалилась сразу – все они были мне велики на два размера. Я потрогала чудную, мягкую мастерку с замечательным капюшоном, но она была такого невозможно розового цвета…
– Еще есть красивые спортивные костюмы, – с надеждой предложила Елена Антоновна, но я посмотрела на нее дико – представила, как я в «красивом спортивном костюме» тащу тачку с навозом.
– Есть еще джинсовый комбинезон. Вранглеровский, – выдохнула Леночка, доставая комбинезон из шкафа.
Я послушно нарядилась, подвернула штанины и уставилась в зеркало. Конечно, и комбинезон был мне велик, я выглядывала из него, как котенок из мешка, но мне было просторно и удобно. Я присела, потом взмахнула ногой.
– Осторожно! – пискнула Леночка.
– Извините, – сказала я. – А сколько он стоит?
– Сто пятьдесят, и это совсем недорого.
– Столько у меня нету. – Я полезла из комбинезона на волю. – Но я спрошу у мамы…
– Мы не будем ждать, – строго предупредила меня Елена Антоновна. – Комбинезон хороший, фирменный, его быстро купят.
– Конечно. Я завтра Лене в школе скажу, хорошо? Эх, жаль, джинсов нет моего размера…
На этом мы распрощались, и я помчалась домой.
Ричард спал, обняв передними лапами мой старый свитер, и мое сердце от нежности снова приоткрыло на минуту свои устричные створки. Пес поднял голову, стукнул хвостом, но я сказала: «Спи, спи», закрыла дверь и пошла к маме.
– Ну как, узнала уроки? – Мама с отчимом, как обычно по вечерам, сидели на кухне и болтали.
– Да, мам. Там не сложно, я сейчас все быстро сделаю.
– Так поздно уже. Опять не выспишься, – сказала мама и сделала брови домиком.
На нее так приятно было смотреть после Елены Антоновны, на мою такую красивую, живую маму, нисколько не заботящуюся о морщинах, что я невольно улыбнулась.
– Не беспокойся, мам. – Я подсела за стол. – Мам, тут такое дело… Ленке папа снова кучу шмоток с Кубы привез… Ну и она их продает…
– Ты хочешь что-нибудь? – встрепенулась мама. – Блузочку красивую или платьице? Ой, давай купим, конечно же…
– Нет, мам, – с сожалением сказала я, – джинсы я хотела, только они все большие… Там еще комбинезон есть джинсовый, но он ужасно дорогой, у меня на него денег не хватает.
– Комбинезон? – Мама была явно огорчена. Ей так хотелось, чтобы я наряжалась, а я… Я носила ужасные серые штаны из магазина «Пионер», кеды и олимпийки.
– Ань, а давай купим ей комбинезон? – Отчим приобнял маму за плечи и прижал к себе. – Глядишь, может, втянется и потом еще чего захочет, а? Сперва – джинсы, потом – юбку, так и пойдет. Сколько денег надо, Гло?
– У меня есть рублей сто, надо еще пятьдесят…
– Сто рублей? Ну ты буржуй! – расхохотался отчим.
– Я копила… На одну вещь, – хмуро ответила я. Книги, книги и еще раз книги – вот что было этой «одной вещью». Я тратила на книги почти все, что зарабатывала.
– Так вот что, оставь свои сто рублей себе, а мы с мамой дадим тебе еще сто пятьдесят, на одежду. Родители мы или нет, в конце концов. Как, Аня? Ты не против?
– Спасибо тебе, Степочка, ты такой молодец! – Мама уронила голову отчиму на плечо. – И в самом деле, ходит как оборванка, и деньги эти еще… по колено в говне зарабатывает… Переутомляется… А у тебя, между прочим, родители есть… Ты приди, попроси… Нет… Гордыня сатанинская, вся в отца…
– Мама, не надо. Поссоримся. – Я устало взглянула на маму.
– Ну все, все, – сказал отчим, – мир, девочки. Я сейчас деньги принесу, а вы пока бутербродов сделайте. Эх, нажремся на ночь, – лихо добавил он и вышел.
Был он легкий, веселый человек, иногда ехидный, маму умел успокоить и развеселить, я его не больно-то любила, но очень уважала.
Мама помолчала, вздохнула и стала резать хлеб. Отчим, вернувшись, протянул мне три зелененьких бумажки.
– Вот, держи! И чтобы завтра же нам показалась в обнове!
Живого полтинника я и в руках-то не держала до сих пор. Жили мы совсем неплохо, мама зарабатывала немного, но отчим был хирургом, как и мой отец, а еще преподавал. Да дед – ветеран двух войн, коммунист и все такое, ему платили не только пенсию, а выдавали еще так называемый паек. Паек – это была всякая еда, которую в магазинах не купишь, зеленый горошек там, сгущенка или копченая колбаса.
Но мама, после «нормальной», как она говорила, жизни с моим папой, теперь часто повторяла, что мы нищие, поэтому я никогда ничего у нее не просила – ни денег на мороженое, ни игрушек, ни книг.
– Мама, это ужасно много, я не могу взять, – сказала я и положила деньги на стол.
– Хватит капризничать и марш делать уроки! – нахмурилась мама. – Дядя Степа сделал тебе подарок, а ты его обижаешь. Как только не стыдно, трудно «спасибо» из себя выдавить?
– Спасибо. – Я, опустив глаза, сгребла деньги со стола и, ни на кого не глядя, ушла к себе. Мне было ужасно стыдно.
Все вранье проклятое, вот так всегда, думала я, свернувшись у Ричарда под брюхом, один раз сбрехнешь ерунду какую-нибудь, а оно потом все тянется и тянется. Ну на фига мне эти джинсы? Родителей ограбила, а у них и так денег не завались…
Но слово – не воробей, топором не вырубишь.
«Раз уж так, я куплю еще и эту розовую мерзость, вот что. Пусть мать порадуется», – .уныло подумала я и пошла делать уроки.
Утром я зацепила Ричарда на ремень, и мы помчались в конюшню.
Идти было не так далеко, минут десять по набережной скорым шагом и с полчаса через парк – хорошая такая прогулка.
И конюшня, и крытый манеж были перестроены из старых складов и выглядели, признаться, не лучшим образом – две огромные нелепые каменные жабы, распластавшиеся посреди парка. Зато места хватало, и денники у нас были просторные, не в пример тесным стойлам, как в других школах, и двор широкий, прибранный, и сейчас по этому самому двору к нам с Ричардом неслись с лаем разномастные дворняжки.
Ричард не дрогнул, шерсть на загривке лежала гладко, только подобрался весь и слегка подергивал верхней губой.
Собаки окружили нас, но близко не подходили. Еще бы. Ричард был втрое больше любого из нападавших и выглядел сейчас сапсаном, случайно проснувшимся в курятнике.
Всех собак звали Звонками, их собирал по городу Геша – только кобельков, чтобы стая не разрасталась бесконтрольно. Все их ласкали и кормили, никто ни к чему не принуждал, но псы всегда предупреждали о появлении чужих.
Меня они знали, а вот Ричард вызвал переполох.
Из конюшни выбежал Геша – глянуть, что за шум, и псы немедленно потянулись к нему с ябедой. Я предвкушала, как сейчас буду хвастаться Ричардом, но Геша выглядел каким-то особенно встрепанным сегодня и только спросил, невнимательно огладив Ричарда по ушам: