Для моих нынешних целей третьего уровня должно было хватить с избытком. Вряд ли кто из воинов и телохранителей Лузгаша мог переключаться – разве что интуитивно, самостоятельно найдя пути к этому умению. И уж наверняка никто не мог подняться выше второго уровня.
Копейщики на верблюдах засуетились. Они еще не поняли, в чем дело. Просто информационное поле толпы стало излучать тревогу. Кого-то я слегка толкнул, кого-то бесцеремонно расшвыряли соглядатаи, кто-то шарахнулся от быстро бегущего человека. Некоторые всадники привстали на стременах, другие начали искать цель, вращая пикой.
Верблюды были уже рядом. Красные уставшие глаза, пена на губах – животные пробежали изрядное расстояние, а всадники даже не потрудились слезть с них. Чтобы внести дополнительную панику в ряды противника, я решил помочь одному из верблюдов.
Движение, которое я задумал, было не очень сложным, но достаточно рискованным. В бою против мастера я бы никогда на него не решился.
Отведя пику изумленного всадника, который заметил прямо перед носом своего верблюда бегущего к помосту незнакомца, я подпрыгнул, ухватился за пику и потянул ее на себя. Копьеносец, естественно, не выпускал оружия из рук. Рефлекс удержания оружия доминирует у любого воина. Поэтому всадник полетел вниз, запутываясь в стременах.
Пожалуй, это был неплохой боец. Возможно даже, ему удастся встать. Чуть позже. Но это не имело ровно никакого значения. Так же, как и то, что два соседа выбитого из седла воина разворачивали свои пики в мою сторону. Когда они изготовятся нанести удар, я уже буду далеко.
Прыгать на спину верблюда было чревато непредсказуемыми последствиями и лишними затратами времени. Животное могло взбрыкнуть, попятиться, лягнуть незнакомца. Все это неопасно, но вносит сумятицу в планы и задерживает. Поэтому я перелетел через верблюда и опустился на ноги, сразу снова подпрыгнув. Лишний маневр – ведь никто не ожидал здесь моего появления, никто не стрелял и не пытался пригвоздить меня пикой к земле.
Помост возвышался над землей метра на два. На пятом уровне я бы мог запрыгнуть на него с земли, сразу встав на ноги. Сейчас, с оружием, в тяжелой одежде и с пивом, булькающим в животе, такой маневр мог дорого обойтись.
Я прыгнул по-другому – как делают легкоатлеты, через спину, – и вкатился на помост.
Два воина с обнаженными саблями были готовы к чему угодно, но только не к тому, что противник проползет у них под ногами. Пока они соображали, куда делся враг, я уже был рядом с Лузгашем.
Повелитель Луштамга не утратил присутствия духа. То ли он не понял, что происходит, то ли надеялся, что воины его защитят, то ли действительно был храбрым человеком. Он потянулся к церемониальному кинжалу с рукоятью, украшенной крупными рубинами, но было ясно, что к нужному сроку он не успеет его вынуть.
Хотя как знать? Справа от Лузгаша я заметил невысокого старика, заносящего для удара свой посох. Мысленно я вздрогнул. Старик был настоящим мастером. Сейчас он находился определенно не на первом и не на втором уровне сознания. А ведь ему было отведено на переход не больше трех, максимум пяти секунд, даже если он заметил меня в толпе еще раньше соглядатаев!
Схватка с таким противником страшна даже один на один. Что же говорить о случае, когда вся свора Лузгаша готова наброситься на меня? Старику нужно лишь выиграть пару секунд…
Единственным разумным выходом в данной ситуации было поспешное бегство. Любой магистр поступил бы именно так. Но я не был магистром. Моего подвига с горящими глазами и надеждой в сердце ждала Эльфия. На меня уповала Валия. Я не мог обмануть их ожиданий после того, как они не обманули моих.
Впрочем, любой магистр понял бы, что старик рядом с Лузгашем – не боец. Да, он двигался очень быстро. Но в движениях его не было силы и отточенного мастерства. Он привык сражаться с врагами силой слова – оружием гораздо более действенным, чем меч. И даже сейчас он потерял несколько мгновений, шепча какие-то слова, совершенно бесполезные в мире без магии.
Сильным ударом я отвел посох в сторону. Старик знал об этом ударе, предвидел его заранее, но не мог ничего поделать. Силы его мускулов не хватило, чтобы остановить движение моей руки, сломать ее и отбросить в сторону. Он вновь попытался произнести заклинание. Напрасный труд!
По-хорошему, вражескому магу – чрезвычайно опасному субъекту, попавшему в столь щекотливую ситуацию, – обязательно нужно было свернуть шею. Разговоры о благородстве, о том, что нельзя убивать безоружных, хороши лишь для рыцарского поединка. Но у меня не было времени. Или старик, или корона.
Я выбрал корону. И потому, что обещал девушкам именно это. И потому, что убийство мага не прошло бы безнаказанным для жителей Бештауна. Лузгаш вполне мог посадить на кол каждого десятого, присутствовавшего на площади. Да и убивать беспомощного в данный момент старика, несмотря на все рассуждения о логике войны и отсутствии в ней благородства, мне не хотелось. Не те книги читал я в детстве, и даже школа Лаодао не перевоспитала меня полностью.
Корона играла на солнце всеми цветами радуги. Я сорвал ее, не слишком заботясь о целости головы Лузгаша. Повелитель Луштамга упал с трона на доски, покрытые ковром. Кинжал с рубиновой рукоятью вылетел из ножен и долетел до самого края помоста.
Счастливая мысль посетила меня. Похищение короны – дело политическое, за которое всякий правитель вправе применить репрессивные меры к бунтовщикам. Похищение двух ценных предметов – просто грабеж. А за грабеж в ответе только тот, кто его совершает. Конечно, такие понятия применимы для цивилизованного общества, но и Лузгаш, наверное, может вести себя цивилизованно. Если ему это выгодно.
Я подхватил кинжал, рубины которого стоили не одну сотню золотых, той же рукой, в которой держал свой. С короной в одной руке, с двумя кинжалами в другой я спрыгнул с помоста.
Драться с занятыми руками нелегко. Но мне не пришлось драться. Копейщики на верблюдах все еще собирались отражать агрессию извне, и я просто пробежал мимо двух верблюдов. Люди из толпы шарахались от меня, заранее расчищая дорогу. Точнее, не преграждая путь – расступиться у них просто не было времени.
Вслед мне не стреляли – Лузгаш не выставил на площадь лучников, очевидно опасаясь предательства. Ведь кто-то из них мог пустить стрелу и в него! Но погоню снарядят, скорее всего, в ближайшее время.
Немного подумав, я на ходу надел корону на голову. В правую руку взял обнаженный кинжал Лузгаша, в левую переложил свой. Корона пришлась как раз впору. И кинжал повелителя Луштамга был очень удобным, несмотря на обилие украшений.
Теперь я был во всеоружии и не боялся никого. Сзади, словно разворошенный муравейник, шумела площадь. В несколько прыжков я пересек тракт и скрылся в кривых переулках.
В ушах худела кровь, сердце бешено стучало. Как ни тренируйтесь, а пробежать, не сбавляя скорости, несколько километров – задача сложная. Даже для лошади.
Скрывшись из вида толпы, я продолжал убегать по пустынным улицам. Бештаунцы или ушли на торжище, или боялись высунуть нос из дома.