Мать же покоя никак не найдёт.

Что если за ночь не выпадет дождь?

Птичку пронзила холодная дрожь.

Если неделю не будет дождя,

Корма лишится большая семья.

Все мы умрём, коли утром в саду

Ни одного червяка не найду. —

Плакала птичка, не думая спать.

В тяжкой тревоге несчастная мать.

Птенчик проснулся в уютном гнезде.

— Мама! Не думай о нашей еде,

Мы замечательный съели обед!

— Как у детей понимания нет! —

Дети не знают труда и забот,

Думают, пища сама к ним придёт —

Горько вздохнула несчастная мать,

И только под утро смогла задремать.

Птенчик же выспался, рано вспорхнул,

Сад облетел, под кусты заглянул,

Маму будить благородно не стал

И червяка из-под камня достал.

Мать не поверила утром глазам:

Сын раздобыл пропитание сам!

Видно, об этом народ говорит:

Ранняя птичка с добычей летит.

— Вот, мамочка! — сказал Алмаз, закончив. — Правда, смешной стишок?

— Вот бы ты у меня был, как эта пташка, и сам ловил себе червячков, — сказала мама, поднимаясь, чтобы пойти посмотреть, как дела у отца.

Алмаз ещё некоторое время лежал с открытыми глазами, размышляя, как бы ему наловить червячков. Идея у него родилась довольно быстро, и после этого он заснул ещё быстрее.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Ещё одна ранняя пташка

тром Алмаз встал, как только услышал мужские голоса во дворе. Он заботливо подвернул братику одеяло, чтобы тот случайно не вывалился из кровати, и вышел, оставив открытой дверь своей комнаты, на случай если малыш заплачет. Так мама сразу его услышит. Спустившись во двор, Алмаз увидел, что ворота в стойла только-только отворили.

«Надеюсь, я ранняя пташка, — подумал он, — и мне достанется червячок».

Он не стал никого просить помочь, боясь, как бы взрослые не начали ругаться и не испортили всё дело. С огромным трудом с помощью колченого стула, который мальчик нарочно прихватил из спальни, он надел на старого Алмаза упряжь. Если бы коню вздумалось хоть чуточку сопротивляться, ничего бы, разумеется, не вышло. Но даже когда дело дошло до уздечки, конь послушно открыл рот и взял мундштук, словно это было яблоко, которым мальчик частенько его угощал. Алмаз осторожно застегнул ремешки на обычные дырки, чтобы не поранить своего друга и не дать удилам попасть между зубов. Нелёгкой задачей оказалось набросить седелко, но с помощью стула мальчик одолел и это. Был бы старый Алмаз знаком с физикой так же хорошо, как верблюды, он бы опустился на колени, чтобы мальчику было легче дотянуться до его спины, но нельзя же ожидать от коня так много. Потом мальчику пришлось пробраться под животом лошади, чтобы затянуть подпругу. Тяжелее всего оказалось справится с хомутом, но тут большой Алмаз помог маленькому. Он низко наклонил голову, и мальчик надел и развернул хомут, тогда старый конь распрямил шею и хомут опустился ему на плечи. Нелёгкая это была ноша, но стоило мальчику закрепить постромки на спине коня, и тому стало не так тяжело. Наконец, всё было готово, и Алмаз вывел лошадь из стойла.

К этому времени за мальчиком уже наблюдали несколько кебменов. Но им было настолько любопытно, справится ли он со своей нелёгкой задачей, что никто и не подумал вмешаться. Они вышли во двор вслед за Алмазом и молча наблюдали, как он поставил коня между оглоблей, вставил их одну за другой в кольца, затянул постромки, подпругу, закрепил подхвостье и вожжи.

Он уже было взялся за кнут и забрался на козлы, но тут раздались восхищённые возгласы наблюдавших за всем кебменов. Не могли же они отпустить мальчика, не проверив упряжь, и, хотя всё было в полном порядке, больше, пока болел его отец, они ни разу не позволили мальчику одному запрягать лошадь.

Мать Алмаза тоже услышала крики во дворе, и, подойдя к окну, увидела, как её сын собирается один выехать с кебом в серое промозглое утро. Она дёрнула створку окна, та не поддалось, и прежде, чем ей удалось распахнуть окно, Алмаз, который сильно торопился, уже уехал со двора и почти скрылся из виду. Она крикнула ему вслед: «Алмаз! Алмаз!», но в ответ раздался лишь голос Джека.

— Да не волнуйтесь вы так, мэм, — произнёс он. — Ничего с ним не случится, не съедят его черти, не так их много, как бабки стращают. Уж ежели этот малыш сумел запрячь такую громадину, да ещё очень ловко, пусть даже он опрокинет кеб, ничего с ним не случится.

— Но ведь он не опрокинется, правда, Джек?

— Он-то?! Да что вы, мэм! Не станет он нарочно делать таких глупостей.

— Я и сама знаю, что нарочно не станет. Что это ты такое несёшь?

— Да то, что и самый опытный из нас может опрокинуть кеб, только редкость это. Как хозяин сегодня?

— Лучше, намного лучше, спасибо, — ответила она и закрыла окно, боясь как бы новость о затее Алмаза не разволновала мужа. Но тот был уверен в способностях своего мальчика и, хотя ему тоже было немножко не по себе, он волновался гораздо меньше матери. Однако к вечеру оба они не находили себе места от беспокойства, и каждый раз звуки приближающегося экипажа заставляли отца привставать на постели, а мать — подбегать к окну.

Алмаз решил сразу же отправиться на ту стоянку кебов, где его хорошо знали, и нигде по дороге не задерживаться, чтобы к нему не приставали всякие бездельники. Но не успел он пересечь Оксфорд Стрит, как его нанял один джентльмен. Он опаздывал на поезд и слишком торопился, чтобы обратить внимание на кебмена. Мальчик доставил его на вокзал Кингс Кросс вовремя, получил приличные чаевые, и вновь двинулся на стоянку, страшно довольный своим успехом. До места он добрался безо всяких происшествий и оказался там первым.

Постепенно появились другие кебмены. Они тепло здоровались с мальчиком и расспрашивали об отце.

— Не боишься, что коняга унесёт тебя невесть куда? — спросил один.

— Не унесёт, — ответил Алмаз. — Он ведь понимает, что я зарабатываю деньги для папы. А если и унесёт, так только домой.

— А ты смелый парнишка, хоть с виду и похож на девчонку, — произнёс кебмен. Удачи тебе, малыш.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил Алмаза. — Я постараюсь. Я нарочно приехал на наше старое место, потому что тут меня никто не обидит.

Правда, один кебмен как-то попытался было вытеснить его из очереди, но он оказался чужаком и возмущённые крики остальных быстро поставили его на место. Ему стало так стыдно, что он тихо убрался восвояси.

Один раз на улице к нему подошёл полицейский и спросил его номер. Алмаз показал бляху своего отца и сказал с улыбкой: