Потом лес покинули мелкие грызуны: полевые мыши, крысы, тушканчики, кроты и прочая живность, словно живой ковер, заполнили опушку леса, поле, они быстро улепетывали по направлению к хижине алхимика. Это вызвало у меня смутные опасения, но остановить всеобщий исход я был уже не в силах.
Звери покрупнее не торопились появляться из леса, наверное, все еще надеялись, что им удастся сохранить привычную среду обитания, но постепенно и им пришлось расстаться с иллюзиями и дать деру, чтобы не быть заживо зажаренными в пламени лесного пожара.
Я спокойно наблюдал, как из леса выбегают кабаны, вежалки, лоси, лисы, прокакуны, волки, медведи, рыси и прочие странные звери, напоминающие одновременно тигра и кенгуру, но, когда я увидел семейство носорогов и одинокого слона, грустно бредущего среди всеобщего хаоса, мне стало немного не по себе…
Наконец, появился муравей. Он гнался за молодым кабанчиком, собираясь, по всей видимости, им позавтракать.
Никогда не думал, что муравьи так прожорливы и белковая пища может их заинтересовать, тем не менее факт был налицо. Быть может, натура этого муравья была хищнической, а может, зелье алхимика так сильно изменило его, что теперь всем другим деликатесам он предпочитал свежее мясо. Как бы то ни было, но, похоже, муравей наконец почувствовал преимущества крупных размеров: кабанчика он гнал с явным удовольствием, пощелкивая жвалами. Три пары лап работали с бешеной энергией.
Знак я создавал непривычно долго — это должен был быть специальный режущий огненный знак, чем-то похожий на секиру, ему предстояло рассечь муравья на две части. Ударить я собирался в то самое место, где две части его тела сходились воедино — в узкое сочленение… Знак рос и раскручивался в пространстве, пока не стал светящимся диском с игравшими на острие огненными бликами. Выбрав момент, когда я буду видеть монстра со стороны особенно хорошо — выбранная позиция позволяла мне нанести только один четкий удар, — я метнул знак. Эффект превзошел все мои ожидания. Гигантского муравья в буквальном смысле разрубило на две половины и… обе они продолжали жить. Задняя упорядоченно шевелила мохнатыми лапами, словно эта часть насекомого все еще продолжала бежать вперед, а передняя вдруг развернулась и поползла ко мне. Все это муравей, а вернее то, что от него осталось, проделывал с такой упрямой сосредоточенностью — он не издавал ни единого звука, — что мне стало по-настоящему страшно: страх приковал меня к месту и я застыл, подобно бронзовой статуе короля Георга. Я стоял и стоял, пока передняя половина монстра наползала на меня, щелкая угрожающими жвалами, а потом муравей затих, завалился на бок и застыл без движения, не добравшись до моей великолепной персоны каких-то шести футов. Я приблизился, чтобы рассмотреть бездыханный труп. Творение природы и безумного алхимика Ала-рика было поистине удивительно. Я уже хотел дотронуться рукой до поблескивавшего от влаги волоска, когда муравей вдруг шевельнулся и гигантской лапой ударил меня вдоль тела. Пролетев несколько метров по воздуху, я рухнул на землю, успев разглядеть, как быстро со стороны лесного пожара наползает тьма. Потом глаза мои закатились, и я провалился в спасительный обморок.
Когда я пришел в себя, уже рассвело. Стараясь дышать как можно осторожнее — каждый вдох причинял мне страдания, — я сел и увидел останки гигантского муравья. Похоже, больше ему не придется гоняться за кабанчиками и шевелить своими массивными конечностями. Его фасеточные глаза погасли — раньше они слабо поблескивали.
Дым все еще стелился по земле. Наверное, за ночь я здорово наглотался смрадного дыхания лесного пожара, потому что меня мутило, а в голове как будто бил гигантский колокол боли…
Теперь предстояло встать на ноги, которые никак не хотели меня слушаться: они расползались и сгибались в коленях.
Просто замечательно. Интересно, как я теперь доберусь до цивилизованных мест.
Однако после того, как я все же поднялся, мне стало ощутимо лучше. Похоже, я недооценивал свои регенерационные свойства. Рана, нанесенная Каменным Горгулом, полностью затянулась и почти не доставляла мне беспокойства, но ушиб муравьиной лапой стал для моего организма новым потрясением. Я поклялся, что впредь буду вести себя намного осторожнее…
Где бы ни была вторая тварь, связываться с ней я теперь не собирался. Муравей чуть не прикончил меня. Пусть все катится в тартарары, все окружающие поселения и люди в них… Не хватало еще, чтобы я бегал в поисках огромного комара, испытывая жуткое головокружение и боль. Нет. Вернусь к хижине алхимика и скажу, что расправился с двумя насекомыми. Пусть покажет дорогу к городу. И поминай как звали.
Слегка прихрамывая на обе ноги (колени болели с тех пор, как я рухнул на них в подземном ходу), я принялся спускаться с холма и увидел, что избушка Аларика частично разрушена. Животные, в спешке спасавшиеся от лесного пожара, бежали, не разбирая дороги, поэтому снесли часть южной стены, естественно, рухнула крыша. От ограды тоже мало что осталось. Уцелел один-единственный столб с привязанным к нему Кешем. Взъерошенная птица пронзительно кричала… Перепугался, бедняга.
Алхимик сидел рядом, сжав голову руками… Когда я приблизился, он поднял на меня полные страдания глаза.
— Лесной пожар, — проговорил он.
— Да-да, — поспешно сказал я, — я и сам еле успел от него удрать… Но зато мне удалось убить комара и муравья, так что давай, черти схему, как выбраться из этой глухомани, и я убираюсь восвояси.
Аларик поднялся, покопался в карманах и извлек на свет божий пергаментный свиток и чернильный карандаш. Начертав в свитке несколько названий и обозначив ряд пунктов назначения, Аларик протянул мне импровизированную карту, напомнившую ту, что я нашел в кармане рясы брата Жарреро. В голову закрались смутные подозрения, что составителем той карты был тоже алхимик Аларик.
— На вот, может, куда и доберешься… — Кажется, он был безутешен.
Желая как-то компенсировать ему потерю избушки и обман, на который я невольно шел, потому что был не в силах сражаться с комаром, я отдал Аларику старую, сильно поврежденную влагой карту…
— Тут имеется некоторая неточность, — я ткнул пальцем в обитель, — можешь стереть.
Посерьезнев лицом, алхимик некоторое время читал карту, потом сказал «Спасибо!», убежал куда-то и приволок мне копченую индейку:
— На вот, в дороге пригодится.
Спрятав свиток и индейку, пожалованную мне алхимиком, в дорожный мешок, я направился прочь. Но напоследок еще раз обернулся, когда меня отделяли от хижины добрых сто шагов.
Кеш положил свою большую голову на плечо Аларика, а тот улыбался каким-то своим мыслям — впоследствии я узнал, чему он так радовался. Должен признаться, что мне стало грустно. Ведь с моим приятелем, таким сильным и верным, мне предстояло расстаться. Я опять оставался один. Всем прочим птица предпочитала своего создателя несмотря на то, что, по моему разумению, алхимик был довольно мерзким типом.
Наверное, все же восприятие сугубо индивидуально. Вот и женщины некоторые… Казалось бы, ну что она может находить в таком кретине. Ан нет! Что-то есть такое, что их привлекает. Быть может, в этом кретине проглядывает сам творец. А быть может, и сам творец был кретином.