Еще один выстрел – не знаю, персидский танк или наша пушка… Хлопок гранатомета. Рев, крики, вой моторов, непрерывная стрельба. Рядом с траншеей упала мина.
А я непозволительно расслабился. «Голову поднять нельзя…» Увы, надо. Или нас перестреляют прямо здесь.
Оставив Старостина, которому я помочь не мог, вернулся в свой окоп, приподнял голову над насыпью. Пылала боевая машина десанта «Евфрат». Танк утюжил холм, на котором стояла пушка. Туда же перебежками двигались персы. Я вскинул автоматическую винтовку, дал очередь. Кто-то из персов упал. Еще очередь. Сменил магазин. Гранатомет Старостина достану чуть позже.
Зазудело в кармане. Мобильный.
Я присел на дно окопа, вынул трубку. На дисплее светилось: «Чекунов».
– Это Пальцев, – раздался прерываемый помехами голос из динамика. – Чекунов убит. Я взял его телефон.
– Сам цел?
– Контузило слегка. Держусь.
– Старостин убит. Что с Ивановым, знаешь?
– Нет. Танк накрыл его позицию осколочным. Сейчас утюжит там все.
– Видел. Отбой. Перезвоню.
Подозрительно замолчал Джальчинов… Тоже убит? Ох, как нехорошо… Персов мы положили совсем немного, а половина отделения выбита.
Я набрал номер полковника. Сысоев откликнулся мгновенно.
– Потери велики?
– Двое убиты, о двоих пока не знаю.
Сысоев выразился непечатно – впервые за время нашего знакомства.
– У вас все целы, полковник?
– Томилина поцарапало. Оружие держать может.
Позицию затягивало гарью. Дома в деревне пылали.
– Как будем действовать?
– Выдвигайтесь ко мне. Осторожно. Деревню персы захватят в любом случае. Будем биться здесь.
– Есть.
Я и сам думал пробиваться к отделению полковника. Надо собрать своих…
Джальчинов был присыпан землей. Сидел, прислонившись спиной к стенке окопа. Глаза закрыты, ноги вытянуты. Винтовка валяется рядом на земле.
– Батыр! Живой?
Калмык с трудом открыл глаза, взглянул на меня мутно, не ответил.
– Тебя контузило?!
– Не знаю… В голове гудит…
– Бери оружие, пробирайся овражком на позиции полковника. Наших почти всех положили. Вперед.
– Я не могу подняться…
– Это приказ! Вперед, солдат!
Джальчинов перевернулся, встал на четвереньки.
– Взять оружие! Ходу! Нас сейчас накроют!
Батыр подхватил винтовку, хотел взять пулемет, но я остановил его. С пулеметом не дойдет.
Высунувшись из окопа, я увидел персов в каких-то тридцати метрах от позиции. Вот и пулемет пригодится… Очередь, еще одна. Двое упали, один залег. Как это все-таки жестоко – играть в войну по-настоящему.
– Вперед, Дажльчинов! Враг рядом!
Калмык поднялся, спотыкаясь, побежал к ответвлению траншеи, ведущей за дома. Там неглубоко – перебираться можно только ползком. Дома вокруг горят… Но там нас не заметят.
Надо забрать Пальцева. Он – на самом краю. Можно просто позвонить – но нам с Батыром не разминуться в траншее. Пусть ползет.
Я вновь высунулся, дал длинную очередь по персам. Бешено орали на чужом языке командиры, но поднять бойцов в атаку не так-то легко. Умирать по-настоящему, когда война ведется только на бумаге, не хочется никому. Особенно если есть кому воевать. У нас другая ситуация, другое воспитание. Эх…
С позиций Сысоева палили часто и яростно. Время от времени ухал миномет. Пушка противника долго молчала – неужели накрыли? Хорошо бы.
На полдороге, там, где прежде располагалась позиция Иванова, я вновь высунулся и открыл огонь. Собаки! И чего вам не сидится в вашей Персии? Спросил и вспомнил – ведь это мы захватили Баку и движемся к Тегерану. Они только огрызаются. Но и мы ведь пришли на их землю не просто так, а поддерживая Армению. Сотни, тысячи действий привели к этому конфликту. И сейчас уже не поймешь, кто прав, а кто виноват. Мы должны держаться своей стороны. Без рассуждений и сомнений. Остальное – предательство.
«Барс» неожиданно развернулся и пополз к позициям Сысоева. Этого я понять не мог. Не добив нас, атаковать свежие силы? Или танкисты не хотят попасть под выстрел из гранатомета, который можно сделать из любого окна? Скопление домов для танка страшно…
Я оставил пулемет – того и гляди по позиции шарахнут из пушки, – прихватил свою АВК и направился дальше – в окоп Иванова. Нужно забрать Пальцева и уходить. Может быть, на обратном пути захватим пулемет. А если у казака сохранилось все оружие – и возвращаться не станем.
Из окопа Иванова я вновь дал очередь по персам, отщелкнул магазин АВК, взял другой – из тех, что принадлежали Федору Ивановичу. Его боеприпасы были аккуратно сложены на земляной полке в окопе. Веером выпустил все пули. Пусть боятся… Враг должен бояться, а мы – нет!
Когда присел, чтобы перезарядить винтовку, услышал сзади голос:
– Брось оружие, командир!
Осторожно обернувшись, я увидел смотрящее мне в спину дуло АВК.
– Что случилось, казак? – спросил я Пальцева, который держал меня на прицеле.
– Сдаваться будем, – коротко ответил тот.
– Зачем, казак? Граница рядом – беги за проволоку, никто тебя не остановит.
– Нет, офицер. У меня планы другие.
– Какие же?
– Не рассуждай и зубы мне не заговаривай, дворянин. Убивать тебя не хочу. А дернешься – изрешечу за милую душу. Но и тебе, и мне лучше будет, если ты жив останешься. Объяснять почему?
– Да.
– Персам пленные нужны. Для торга.
– Ясно. Я встану в рост?
– Поднимайся.
Стрелять по нашим траншеям перестали. Перестрелка шла только у окопов Сысоева, да и то плотность огня была невысока. Персы ждали. Значит, предатель сумел подать им знак. В том, что Пальцев – предатель, сомнений не осталось.
Я встал во весь рост, сделал шаг в сторону от винтовки. Что делать? Сдаваться я не могу ни при каких обстоятельствах, но получить пулю сейчас в мои планы тоже не входит. Этим я подведу товарищей, которые нуждаются в каждом стволе.
– Взрыватели спрятал ты?
– Ну, допустим.
– Зачем?
– Чтобы танк из пушки не подбили.
Логично. Но я имел в виду вовсе не это. Однако исповедоваться мне Пальцев вряд ли станет…
В моем кармане завибрировал мобильный. Казак вздрогнул – по-моему, он был готов спустить курок, сдержался только в последний момент.
– Я отвечу?