– Огурцы! Сушеные… С дырками! Да они еще и из глины…
Старик взял инструмент в руки, дунул в него. Сухие, скрюченные, но ловкие пальцы пробежали, открывая и закрывая отверстия, и затейливая древняя мелодия полилась над улицей.
– Ах, – вздохнула девушка.
– Молодой человек, наверное, офицер? – спросил старик.
– В запасе.
Старик не стал спрашивать, в каком роде войск я служил, а сразу заиграл «По полю танки грохотали». Проникновенная, героическая и печальная мелодия в исполнении этого инструмента звучала поистине завораживающе. Если бы я был танкистом, то, наверное, расцеловал бы мастера. У пехоты другие песни, хотя и эту у нас тоже пели…
– Я куплю это! – Дженни полезла в сумочку за кошельком.
– И я куплю.
Окарины стоили недешево – это ведь не просто глиняные свистульки – русский мастер вложил в них много труда и часть своей души.
Через два дома от жилища продавца окарин оказалось еще одно небольшое кафе – здесь за стойкой стояла рыжеволосая женщина в красном платке и яркой вышитой кофте.
– Отличная греческая кухня! – завидев нас, закричала она. – Ароматный турецкий кофе! Проходите, отведайте лучших сладостей.
– Зайдем? – спросил я Дженни.
– Давай. А почему ты не захотел идти в турецкое кафе?
– В Греции я тоже не бывал. Мне интересно попробовать национальные блюда. Как ни крути, Византия ближе к Греции, чем к Турции. А Константинополь – это Византия. Ведь так?
– Наверное.
Мы присели за крепкий деревянный стол на широкие скамейки. Хозяйка подала меню. Названия блюд интриговали: тарамасалата, тцацики, долма, авголемоно, мусака… Можно было предположить, что все это весьма вкусно, потому что незнакомые названия блюд перемежались со строчками «баклажаны с томатным соусом», «баклажаны по-гречески», «фаршированные огурцы», «помидоры, фаршированные фетой». Я, правда, не представлял, что такое фета, но фаршированные помидоры всегда любил.
– Что бы вы посоветовали? – спросил я. – Мы первый раз в Константинополе.
– Приехали взглянуть на Святую Софию? – Женщина понимающе кивнула. – Предлагаю отведать тарамасалата и тцацики, мусаку. И кофе, конечно. У меня отличный кофе.
– Доверяем вашему выбору.
– Останетесь довольны. У нас лучшее домашнее кафе в центре города.
Тарамасалата и тцацики оказались холодными закусками, мусаку – мясным блюдом. Причем, из чего состоит тарамасалата, объяснила нам хозяйка. Оказалось, что основная ее составляющая – икра трески. А то, что тцацики делают из огурцов с добавлением пряностей, чеснока и сметаны, мы догадались сами.
В мусаке сверху лежали поджаренные и присыпанные пряностями баклажаны, внизу – жареный фарш. Все было вкусно, но к концу обеда я уже пожалел, что не заказал чего-нибудь традиционного – слишком уж непривычной оказалась еда. Такие закуски хотелось запить холодным пивом или чем-то покрепче, но пить с утра, да еще на экскурсии в незнакомом городе, неразумно.
В завершение нашего завтрака хозяйка принесла две маленькие чашечки ароматного кофе. Он был таким крепким, что почти пьянил. И тяжесть в желудке после сытного завтрака куда-то исчезла, и небо стало светлее, а люди – красивее и интереснее.
– Пойдем обратно на площадь! – предложила Дженни.
– Интересно выйти к морю. Взглянуть на крепостную стену.
– А ты знаешь, в какой стороне берег?
– Море здесь с трех сторон – промахнуться сложно. Только до южного берега идти ближе, а до восточного и северного – дальше. Если не ошибаюсь, мы шли на юг, к Мраморному морю и крепостной стене. Карту города я видел в экскурсионном автобусе. Она висела на перегородке, отделяющей водителя от пассажиров.
– Давай лучше вернемся на площадь и возьмем такси. Если нас не хотят возить на автобусе, проявим инициативу! К тому же таксист может показать интересные места и знает, где пляж.
– Надо выяснить, что предлагает наша экскурсия после полудня, – заметил я. – Чтобы не повторять маршрут.
– Нам ведь еще в аэропорт возвращаться.
– Тогда поторопимся. К тому же мы так и не сфотографировались.
Я достал фотоаппарат и запечатлел Дженни на фоне константинопольской улицы, за столиком, с окариной в руках, с окариной, на которой она пыталась играть. Потом она сфотографировала меня, потом мы попросили хозяйку кафе снять нас вдвоем, потом установили фотоаппарат на автоспуск и сфотографировались все вместе. Когда я случайно оглянулся на улицу, то заметил, что проходивший мимо мужчина закрыл лицо рукой. Шпаги у него вроде бы не было – значит не гражданин, или имеются какие-то особые обстоятельства, по которым он не носит с собой клинок.
Всякое бывает в жизни. Некоторые не любят оставлять свое фото на чужой пленке, другие просто скромничают. Но все же таких людей встретишь редко, и у них, как правило, есть причины скрывать свое лицо. Стало быть, что-то здесь не так…
Мы вышли на улочку и побрели по направлению к собору и мечети, точнее, на автобусную стоянку. Неподалеку стояли и легковые такси, так что в любом случае нам нужно было вернуться на площадь.
Людей становилось больше с каждой минутой. Русские и украинцы, болгары и румыны, греки и турки, евреи и цыгане – всех можно было встретить в великом городе, не только исторической, но и торговой столице. Толпа шумела, люди сновали вокруг. Большая часть мужчин не имела оружия – хотя, казалось бы, здесь оно всегда могло пригодиться. Не может быть, чтобы все безоружные люди оказались простыми жителями – наверняка среди них попадались купцы, пацифисты и лица без гражданства – иностранцы, живущие в России и не пользующиеся правами жителей, не несущие обязанностей граждан…
Неожиданно из толпы вылетел темноволосый, точнее, даже какой-то заросший мужичок лет сорока и бросился к Дженни. В руке у него был довольно крупный пакет из плотной коричневой бумаги. Я действовал автоматически, не задумываясь: толкнул Дженни назад, одновременно выхватывая клинок – тот самый, серебряный, что она привезла мне из Америки, – и направил его острие в грудь незнакомцу.
Гвиневера, по-моему, вообще не поняла, что происходит. А я перестал понимать чуть позже, но сначала у меня в голове пронеслась совершенно абсурдная мысль: «Хорошо, что клинок серебряный. Сразу насмерть». В реалиях восточного города, поблизости от южно-славянских земель, мужчина с пакетом на мгновение показался мне не террористом, не разбойником, а оборотнем. Свою роль здесь, наверное, сыграла повышенная концентрация растительности на его лице: густые бакенбарды, усы, какая-то густая щетина вместо бороды и лохматые волосы.
Я уже готовился нанести удар, когда мужичок, почувствовав, что дело пахнет керосином, резко затормозил, а вокруг нас что-то начало вспыхивать. Подозревая новую угрозу, я направил клинок в сторону ближайшей вспышки – и только тогда понял, что едва не проткнул фотографа. Чтоб ему пусто было! Идиот…