– А российская контрразведка? – спросила Дженни. – Если на меня и в самом деле покушались наши шпионы, они сильно рисковали.
– Значит, ставки были высоки. Кстати, наши монархисты добивались всё того же – охлаждения отношений между Америкой и Россией, более того, между Демократической партией США и Конституционно-демократической партией России, к которой принадлежит господин Волков. Монархисты, хоть и не набирают на выборах больше десяти процентов, продолжают играть по-крупному. Скандал, в котором участвует представитель Конституционно-демократической партии, для них очень выгоден. А граждан других государств они за людей не считают, так же, как и активистов любых демократических партий.
– В Константинополе с нами тоже оказался замаскированный монархист, который, бросив все дела, помчался по явкам и квартирам и организовал «передачу послания» в Америку, – предположил я. – Недаром какой-то парень пытался купить билеты на чартер за любые деньги. Знать бы – можно было поймать его еще тогда… Среди нападавших его не было – скорее всего незадействованный член монархического союза.
– Еще скорее – нанятый монархистами человек, – отозвался Филатов. – Наши люди осуществляли наружный контроль возле Дома офицеров – одиозных личностей там не наблюдалось, тех, кто проходит в «черных» списках, – тем более. А парню, даже если мы его найдем, нечего инкриминировать. Он просто хотел улететь в Константинополь.
– Понимаю. Но все же…
– И еще одна ошибка в ваших рассуждениях: если бы в самолет на самом деле попал боевик монархистов, вы бы не отделались так легко. Найти оружие в Константинополе проще, чем здесь, боевик вполне мог обстрелять вас на улице. Поэтому скорее всего данные на вас были переданы константинопольским сообщникам террористов по телефону, факсу или электронным письмом. Система «Эшелон» не всемогуща, мы не контролируем всего потока писем. Достаточно соблюдать элементарные правила осторожности и не писать с «засвеченных» адресов. А константинопольские «активисты» организовали провокацию, которая была им под силу… Скорее всего операцию в Константинополе проводили и местные монархисты, и резидент ЦРУ. Им нужно было набрать больше компромата на вас, Никита Васильевич. Самое любопытное, что статьи об избиении жителя в газетах пока не появились – ждут своей очереди.
– И еще один вопрос: камень с запиской – чьих это рук дело?
Филатов смущенно улыбнулся и хмыкнул.
– Вы ведь и сами вычислили? Надеюсь, простите меня? Контрразведка готова возместить ущерб. Вы и ваша гостья были слишком беспечны, и мы попытались внушить вам мысль о том, что стоит проявлять больше осторожности. Увы, настоящего гражданина не испугаешь – во всяком случае, подметными письмами.
– У меня нет к вам претензий.
– Не буду больше вас утомлять. – Контрразведчик поднялся и направился к выходу. – Ваше решение остается в силе, госпожа Смит? Вы улетаете?
– Да, сегодня, если удастся купить билеты, – заявила Гвиневера.
Филатов попросил:
– Господин Волков, вы меня проводите? Нужно тщательнее запереть двери.
Я вышел вслед за контрразведчиком в холл, спустился по лестнице. У дверей Филатов сказал:
– Хочу принести вам официальные извинения от имени руководства регионального отделения контрразведки. Наши вооруженные сотрудники, которые осуществляли дежурство около вашего дома, были нейтрализованы. Они сменялись в девять часов утра – двое дежурных уходили домой, на их место заступал один наблюдатель. Когда бандиты включили «глушилку», он не смог сообщить нам о нападении и выработать оптимальный план действий для себя. Поэтому помощь не подоспела вовремя, и вам пришлось отбиваться от бандитов самому.
– Ваш человек погиб? – спросил я, заметив обтекаемость формулировок Филатова.
– Его тяжело ранили.
– Приношу свои соболезнования. Но почему я не слышал выстрела?
– В нашего человека стреляли из арбалета.
Я не стал выражать протест в связи с тем, что за моим домом постоянно вел наблюдение пост контрразведки. В такой ситуации это было бы ханжеством. Хотя, конечно, мало радости в том, что они следили за нами во все глаза – того и гляди еще и прослушивали наши с Дженни разговоры. А что, очень удобно – всегда можно узнать, куда мы собираемся, услышать, если в доме что-то неладно. Но, устанавливая наружное наблюдения за домом, контрразведка не нарушала никаких законов, а факт прослушивания нужно доказать. Может быть, и не было никакой «прослушки».
Парня, который не смог защитить ни нас, ни себя, просто жаль…
– Прошу вас никого не наказывать, – только и оставалось сказать мне. – Пусть семья молодого человека получит все полагающиеся компенсации. Надеюсь, он выживет… Кто знает, каким бы был оптимальный вариант поведения в данной ситуации? Открыть пальбу в воздух и созвать соседей – значит подвергнуть риску ни в чем не повинных людей. Атаковать террористов – слабая надежда на успех. Вряд ли у вашего наблюдателя было оружие мощнее, чем малокалиберный пистолет или револьвер с резиновыми пулями.
– Да, и это его подвело. А еще невнимательность. Вы, при всем нашем уважении, не работаете в контрразведке, – криво усмехнулся Филатов. – Он обязан был сделать кое-что… Но отсутствие претензий с вашей стороны, несомненно, будет учтено. Приятно иметь дело с понимающими людьми.
– Я гражданин.
– Если бы все и всегда помнили о своем гражданском долге… Всего наилучшего, господин Волков.
– И вам успехов.
Дженни, оставшаяся наверху, плакала.
– Не хочешь уезжать? – спросил я.
Девушка подняла на меня полные слез глаза, всхлипнула и спросила:
– А ты как думаешь?
– Ты можешь остаться…
– Я ничего не могу! Все предопределено. Любой шаг в сторону жестоко наказывается. Я поддалась соблазну приехать к тебе – скольких людей это погубило?
– Не знаю. Не считал.
– Ты даже потерял счет убитым и покалеченным, тем, кто пойдет в тюрьму и на каторгу…
– Они сами выбрали свой путь. Не здесь, так в другом месте их ждала та же участь.
– И я о том же! Все предопределено… И нам не вырваться из замкнутого круга. Мы провели рядом несколько ночей – но вместе нам никогда не быть.
– Ты так думаешь?
– Знаю! Мне нельзя оставаться здесь – по многим причинам. Я не хочу навсегда бросать свой дом… А ты никогда не уедешь в Америку.
– Да, я не смогу оставить Родину. Здесь я родился и здесь умру.
– Летать друг к другу по выходным мы не сможем… Да и зачем?
Мне было неловко. Вскружил девочке голову, дал какие-то надежды – и теперь остается только помахать вслед вышитым ею же платочком? Для меня наши отношения были приятным приключением, но я должен был предположить, что для молодой девушки роман в чужой стране – нечто большее, чем роман. Она хотела продолжения, прекрасной сказки, великих жертв – но продолжения не предвиделось.