С полицейскими мы возились до трех часов ночи. Сначала они оформляли акт изъятия винтовки и прочих вещественных доказательств, а именно: «плаща темно-серого, с черными пуговицами, с пятнами грязи и потертостями», брали у меня показания. Потом мы вновь отправились на пустырь, и криминалисты занялись прочими грязными тряпками, в которые было завернуто оружие. Хорошо, что они не тронули кошку…
Мне эта суета не нравилась – хотя бы потому, что мы привлекали слишком много внимания. Но собеседник Голицына вообще не упоминал об участии полиции в изъятии винтовки – поэтому, если говорить формально, мы имели полное право передать полицейским оружие, которое они давно разыскивали.
Когда я вернулся в участок в очередной раз, там уже пил чай Рыков. Он рассказал, что лавка, с телефона которой звонил неизвестный, была закрыта наглухо, а окна первого этажа дома оказались темными, из чего он сделал вывод, что купец Аграфенов и его семейство ложатся спать рано. Инженер Слойкин бодрствовал, поэтому Константин счел возможным заглянуть к нему, чтобы поговорить о купце Аграфенове. Слойкин сообщил, что купец вместе с семейством подался на неделю на юг. В лавке торговала приходящая работница, но появлялась она там только в дневное время – с девяти утра до семи вечера.
Рыков обрадовался и устремился по следу продавщицы: возможно, в восемь вечера нам звонили с ее ведома или она давала кому-то ключи от лавки, что, вообще говоря, маловероятно – слишком много добра там хранилось. Шестидесятилетнюю Прасковью Алексеевну он нашел быстро, поднял с постели, продемонстрировал шерифскую звезду и заставил показать ключи от лавки. Потом вместе с ней отправился на место, проверил, подходят ли ключи к двери, проинспектировал телефон.
Аппарат был на месте, но не работал. Рыков связался со службой безопасности, и вызванные связисты обнаружили «обрыв провода». Как предположили контрразведчики, «обрыв» случился в каком-то из колодцев, откуда и вел переговоры наш незнакомец. Искать точку подключения решили с утра – может быть, остались какие-то следы? Застать кого-нибудь на месте незаконного подключения сейчас – нереально.
– Хитрый, гад, – прокомментировал Рыков. – Технически подкованный. Знал, что купец в отъезде. Стало быть, какие-то выходы имеет или на его семью, или на инженера Слойкина, или на продавщицу Прасковью. Но выходы – не знакомство… Может, его сын в одном классе с молодым купчонком учится или супруга с женой Слойкина вместе в бассейн ходит. Вариантов – масса.
– Да, – согласился я. – Что-то долго Петра Михайловича нет. Пора бы уже вернуться.
– Может, партизан наш что-то очень увлекательное рассказывает. А может, Голицын его до сих пор ждет, – предположил Рыков. – Надо ведь анониму перестраховаться, проверить, нет ли слежки. А шериф, пока его не дождется, не уйдет. Он слово дал, да и на информацию надеется.
– Жаль, телефона у него нет.
– Он не стал бы звонить. – Рыков отхлебнул чая и начал грызть очередной сухарь. – Спугнуть телефоном можно скорее, чем одиноким соглядатаем. Помощник, который в кустах притаился, – это одно, а по телефону можно хоть роту спецназа службы безопасности вызвать. На вертолете.
– Ну, смотря какой помощник сидит в кустах и чем он вооружен…
– Пулеметы Дегтярева и снайперские винтовке службе шерифа не положены.
В дежурку вошел Панкрат, который прежде что-то делал с машиной – в коробке передач «КамАЗа» что-то стучало, и, раз уж его вызвали ночью на работу, водитель решил провести время с пользой. Благо гараж у нас был хороший, с ремонтной ямой и освещением.
– Нет еще Петра Михайловича?
– Как видишь. – Рыков вздохнул.
– И не звонил?
– Нет.
– Скоро уже светать начнет.
– Это точно, – протянул Константин.
Ждать да догонять – хуже нет. Хотя в нашей работе догонять не так уж и скучно – мы порой только этим и занимаемся, и голову некогда поднять. Мне пришла в голову свежая идея.
– Может быть, я прогуляюсь в районе станции? Нигде в следственных мероприятиях по делу со «стрелком» я не участвовал – только на пустырь ездил, но вряд ли меня успели там рассмотреть. Сниму звезду, оставлю здесь оружие – и пойду посмотрю, что творится около станции.
– Оружие оставишь? А зачем ты тогда туда пойдешь?
– Я имею в виду револьвер. Шпагу не сниму, конечно.
– Можно и так. – Рыков кивнул без особого энтузиазма. – Под твою ответственность – если что не так, от Голицына будешь сам нагоняй получать. Не вижу я, чем ты ему без револьвера поможешь. Хотя всякое в жизни бывает… Я, прямо скажем, уже беспокоиться начал. Долго шерифа нет. Было бы все в порядке, он бы позвонил, не стал бы нас держать в участке всю ночь.
– И добираться тебе, Никита Васильевич, надо на такси, – сказал Панкрат. – Машину нашу знают, даже если шерифские звезды гуталином замазать – однажды мы конспирировались так… По машине сразу будет ясно, что помощник шерифа прибыл. Да и Петр Михайлович может позвонить – вдруг за ним на другой конец города ехать придется?
– Да, шерифа вполне могли позвать со станции куда-то еще. Я бы на месте злоумышленника так и сделал, – заметил Костя.
– Ладно, значит, поеду сам. Телефон мне дашь?
– Конечно. – Рыков передал мне трубку мобильного.
– Счастливо оставаться!
– Тебе счастливо, – напутствовали меня коллеги.
Уехать в сторону грузовой станции оказалось не так просто. Я добрался пешком до Кольцевой и прошел с километр вдоль дороги в сторону железнодорожного проспекта, когда меня подобрал припоздавший таксист. За проезд он запросил вдвое больше положенной суммы, да еще и вперед, но что мне оставалось делать? Пока добреду до станции своим ходом – солнце встанет.
Выйдя из машины около рощи, я по тропинке прошел к железобетонному забору, отделяющему торную дорожку между станцией и рабочим поселком от железнодорожных путей. Здесь шериф должен был поджидать незнакомца. Сейчас в роще и возле забора никого не было. Но я, прямо скажем, не особенно надеялся встретить Голицына, беседующего с таинственным незнакомцем, хотя это было бы самой приятной развязкой.
Небо светлело все сильнее – даже под сенью густых деревьев вполне можно было осмотреться без фонарика. И я осматривался. Какое-то предчувствие заставляло меня пристально вглядываться в землю, ища еле заметные следы. Хотя если бы шерифа, скажем, застрелили, какие следы я мог обнаружить? Пули летят далеко, кровь быстро впитывается в землю, тело можно оттащить по тропинке далеко – земля утоптанная, следов не останется. И все же я искал…
Ближе к рабочему поселку в железобетонной ограде оказалась дыра – не очень большая, но человек вполне мог в нее протиснуться даже без особого труда. Я заглянул в дыру – люди явно выходили здесь на пути, земля была утоптана. А на обломке стального прута, торчащем из бетона, висело несколько волосков темной шерсти. Сразу вспомнился костюм, в котором пришел на работу Петр Михайлович. Добротная черная шерстяная ткань. Работяги, которые ходили здесь, или воры, что таскали груз из вагонов, вряд ли надевают шерстяные костюмы.