—И дальше будет только хуже, —мрачно добавил худой мужчина, запахивая полы своей повязки. — Они так просто не смирятся с переменами. Так всегда происходит в начале новой эры.
Его глаза лихорадочно блестели, на лице читалась почти фанатичная решимость пройти вместе с Ваи-Каи весь путь до конца, какую бы цену ни пришлось за это заплатить.
* * *
На следующее утро, когда ученики и последователи Ваи-Каи начали снова собираться маленькими группками на улицах и площадях Манда, прошел слух, что Духовный Учитель, освобожденный от всех выдвинутых против него обвинений, собирается прочитать лекцию на меловом холме над городом.
Накануне вечером почти все телевизионные каналы комментировали события дня: самоубийство молодой истицы, беспорядки, устроенные учениками Христа из Обрака, вмешательство сил правопорядка —легкие ранения получили несколько новых кочевников и спецназовцев ("только не думайте, что эти якобы пацифисты подставляют левую щеку, получив удар по правой!"). Язвительный тон диктора оскорбил Люси и Бартелеми. Она видела, как спецназовцы колотили дубинками лежавших на земле мужчин, женщин и детей. Этот белозубый красавчик, так уютно устроившийся в своей ярко освещенной кабине, этот идеальный "всеобщий" родственник, каждый вечер входящий в дома к французам, своими дурацкими игривыми комментариями сводил страх и боль множества людей к нескольким невинным царапинкам.
Люси прежде никогда не сомневалась в правдивости телевизионных глашатаев, словно волшебство голубого экрана было попросту несовместимо с жульничеством, но вопиющее несоответствие между событиями в Манде и их телеосвещением внезапно высветило ее невероятную телезрительскую наивность.
Сколько же "дез" —крошечных и огромных —скормили ей из телевизора с тех пор, как она вышла из "мультяшного" возраста? Неужели все вранье —репортажи о кровопролитных войнах на планете, о революциях и горах трупов? И где правда в сообщениях о смертоносных радиоактивных облаках, о трансгенных растениях, о вакцинах, о животной муке? А как быть с рассуждениями о правах человека, мирных переговорах, гуманитарной помощи? И, кстати, как теперь относиться ко всем декларациям, сообщениям и заявлениям ООН, ВОЗ, ОЭСР и МВФ, якобы работающих "на благо" человечества?
Чего стоят политические заявления и предвыборная риторика вкупе с обещаниями кандидатов? И остается ли в этой жизни место для личной свободы человека или все контролируют спутники связи и информационные сети?
Так в кого или во что ей теперь верить?!
Люси прижалась к Бартелеми, как маленькая девочка, ищущая защиты в отцовских объятиях. Она почти сразу уснула, убаюканная жаром его тела, сломленная безумной ночной гонкой по улочкам Манда.
—Назначен общий сбор на меловом холме...
Светящийся экран отбрасывал голубоватую тень на лицо Бартелеми, сидевшего в изголовье кровати. Люси встала, раздвинула шторы и бросила взгляд вниз, на площадь: в сторону внешних бульваров бодро вышагивали полускрытые хмурым дождем люди.
—В лесу, прилегающем к замку. Если верить сообщениям на сайте, туда можно добраться пешком. Если хочешь увидеть Ваи-Каи, сделай это сейчас... другого шанса может не быть.
Люси обернулась. Бартелеми, хрупкий, смуглокожий, неподвижно лежал на белой простыне. Ее залила горячая волна желания. Люси поискала глазами халат, но в конце концов решила отправиться в туалет голышом —как новообращенная последовательница Ваи-Каи, истинная дочь творения, не узнавшая первородного греха.
Часом позже, приняв душ и одевшись, они спустились позавтракать на первый этаж. Компанию им составили другие постояльцы —судя по одежде, тоже ученики и адепты Ваи-Каи. Истинные, стойкие новые кочевники все были одеты на манер амазонских индейцев, кое-кто из новообращенных пока не отказался от привычных западных тряпок. Некоторые, подобно Люси и Бартелеми, выглядели, как рядовые граждане, но от "оседлых" (так новые кочевники называли противников учения Ваи-Каи) их отличал горевший в глазах огонь —отблеск сияния двойной змеи.
Хозяйка ходила между столиками с кофейником в руке, всем своим видом выражая нетерпение — свидетельство душевного смятения. Женщина не жалела, что воспользовалась ситуацией и брала со всех этих чудиков по сто евро за ночь —денежки, как известно, не пахнут, —но голые люди в доме нервировали ее (она со скрежетом зубовным раздевалась раз в год только перед своим гинекологом!).
—Я вот спрашиваю себя, гигиенично лиии этооо — сааадиться беез штанов на плетеные стулья?
—Это потому, что вы считаете тело грязным, греховным.
—Да ладно вам, тело, оно ведь не всегда чистое-то, это уж точно. Некоторые бывают и вовсе мерзкими.
—Единственная ошибка — верить в грех.
—Истинный Иисус, он пришел, чтобы искупить наши грехи, а ваааш-то, ему что здесь нужно?
—Освободить нас от мысли о первородном грехе, примирить нас с матерью-природой, с детьми, с другими живыми существами.
—Это с кем это, а? Ничего не понимаю, господи, прости мою душу грешную! Ладно, те, кто хочет остаться еще на одну ночь, пусть заплатят сейчас. Сто евро или шестьсот пятьдесят франков.
Люси и Бартелеми вышли из дома, рассчитавшись с хозяйкой. Им не пришлось спрашивать дорогу до Мандского леса: выйдя с улицы Анжиран, они влились в людской поток, тянувшийся под дождем через площадь Шарля де Голля, и направились к окутанным туманом склонам холма.
Толпа продолжала прибывать на огромную лужайку у подножия холма, где находились Ваи-Каи, его бывшая учительница, сестра Пьеретта и Йенн. С вершины, несмотря на моросящий из низких туч дождик, открывался великолепный вид на город. Над морем серых крыш двумя огромными гейзерами вздымались большой и малый шпили собора. Тысячи учеников шли по извилистым тропинкам между черными австрийскими соснами (это было излюбленное место прогулок жителей Манда), расцветив лес яркими разноцветными зонтиками. Добравшись до места сбора, люди садились на мокрую землю, прямо в грязь.
Несмотря на омерзительную погоду, Йенн ни в ком не замечал нетерпения, агрессии и беспокойства. Власти назвали "досадной ошибкой" вчерашнее поведение спецназовцев в центре города, стоившее многим царапин, порезов, ран и шишек на лице и теле, но новые кочевники, приехавшие в Манд со всех концов света, чтобы поддержать Духовного Учителя, не покинули город.
Немотивированная жестокость сил правопорядка укрепила решимость сторонников Ваи-Каи, сплотила их вокруг духовных братьев и сестер, которых развезли по больницам с переломами или сотрясением мозга. "Досадная ошибка" продемонстрировала, кроме всего прочего, глупость властей: общеизвестно, что мученики и жертвы в тысячу раз полезнее делу, чем миллионы новообращенных.
Йенн, собаку съевший во внутрипартийных дрязгах, не мог понять подобной слепоты, хотя, по большому счету, все было не так уж и неправдоподобно: сильные мира сего могли сколь угодно часто восхвалять уроки истории, проводить памятные вечера и встречи, возводить памятники великим людям, строить мавзолеи и открывать музеи во славу прошлого —они раз за разом наступали на одни и те же грабли и попадались в банальные ловушки. Исправить ситуацию можно единственным способом —радикально изменить образ мышления.