– Отпустите меня! Вы не имеете права! Мерзавцы! Вы не имеете права так поступать с дамой Арминой! Пусть кто-нибудь предупредит мою мать! Жессику Богх! Она прачка во дворце!.. Скажите ей, что схватили ее сына Фрасиста!..

Разозленный полицейский ударил его дубинкой, чтобы покончить с воплями.

В прогулках по городу Тиксу сталкивался со скаитами в черных и зеленых бурнусах, передвигавшихся в сопровождении наемников-притивов, а также с миссионерами-крейцианцами с мрачными восковыми лицами, спрятанными в оранжевый облеган. При каждой встрече легкий страх сжимал его внутренности, но никто, ни скаит, ни церковник, им не заинтересовался.

Он был свидетелем разрушения храма. Пушка, управляемая опытной рукой притива, исторгла мощный зеленый луч. От резного купола, который ремесленники украшали долгие годы, осталась лишь кучка черного пепла, которую всосало в себя щупальце рободворника.

Вечером после захода Огненного Коня за Загривок Маркизы Тиксу вернулся в дом пастуха. Как обычно, он разделил с ним ужин и с удовольствием выслушал его стихи.

Потом, вытянувшись на матрасе, набитом сеном, и прикрывшись шерстяным одеялом, стал думать об Афикит. Ему не удалось воссоздать ее образ, контуры ее лица становились все более расплывчатыми. Его главным желанием, его целью было добраться до нее, но капризы случая – а был ли это случай? – решали иначе, и она постоянно уходила от него. Недоразумение держало его на Маркинате, ставшем для него символом невозможности повлиять на течение событий. Он превратился в хрупкий кораблик, плывущий в бурном море, который бросают в разные стороны могучие волны и ревущие ветра. Он стал марионеткой, которую кто-то – но кто? – дергал за ниточки. Он стал атомом-человечком в бесконечном пространстве…

Тогда он снова обратился к антре. И, как накануне, когда звук жизни увлек его дух в убежище безмолвия, явились образы прошлого… Череда лиц и забытых ландшафтов… Наглые двоюродные братья, которым доставляло наслаждение издеваться над ним, его кузина, прощающаяся с детством, чьи нарождающиеся формы волновали его, его мать, его нежная мать, добрая и печальная, с горячими ласковыми ладонями…

Он снова спросил себя, не была ли опасной эта связь с антрой, как для него, так и для других. Но она доставляла ему такое эйфорическое наслаждение и чувство внутреннего очищения, что он не решался прервать его. Антра залечивала глубокие раны, освобождала из темниц, в которые он загнал самого себя, рвала цепи, которые сковывали его подлинную натуру, обрушивала мрачные скалы, которые перегораживали тропу его интуиции. Звук был алхимиком, который плавил его внутренний мир, чтобы отлить в новую форму, архитектором, который разрушал, чтобы воссоздать. Антра работала для возрождения души, чтобы маленький атом, слишком похожий на своих собратьев, вновь ощутил вкус своего отличия, своей важности, своей уникальности. А раз так, то почему Тиксу не мог пользоваться антрой, даже злоупотребляя?

Он заснул. И во сне ему показалось, что он слышит слабый умирающий голос Афикит. Она звала его, она в нем нуждалась.

Он проснулся задолго до того, как ночь уступила давлению слабой зари, задолго до того, как проснулся Станислас Нолустрит.

Он понял, что призыв ему не приснился.

Глава 15

Очень давно на Селп Дике [2] жил народ магов и фей. Обитали они в стране Альбар, краю, затянутом густыми туманами и покрытом густыми лесами, где никто, кроме них, не рисковал бродить, не боясь заблудиться… Дома их были сложены из огромных зеленых листьев гигантских тысячелетних деревьев. Они пили воду Вечного Каскада, наделявшую их силой и долголетием. Питались они фруктами, произраставшими на хрустальных скалах, окружавших озеро Милосердия. Вкус этих плодов был так чудесен, что они не испытывали нужды питаться мясом животных, с которыми жили в добром согласии… Сердца их оставались по-детски простодушными и лишенными злобы. Главой этого народа был маг Гудевур, почитаемый всеми мудрец. Его жена, фея Лучистая, родила ему двух дочерей, феюшек Огонечка и Искорку. Красота их была так велика, что юные маги стекались со всех сторон Альбара, оседлав дыхание ветра или луч света, чтобы полюбоваться на них. Каждый из них спешил обратиться к отцу и матери с просьбой отдать ему руку одной из их дочерей, но каждый раз старый маг и его жена отвечали:

– Решать не нам, а им… Пусть все будет по их желанию…

И юные маги тут же устремлялись к Огонечку или к Искорке, чтобы поведать им о своей любви. Феюшки, польщенные интересом, который проявляли к ним молодые люди, соревновались в изобретении колдовских испытаний, трудности которых были таковы, что их воздыхатели не могли с ними справиться.

На границах страны Альбар жили зловредные джинны, завистливые и ревнивые злыдни. Они неоднократно пытались завоевать королевство магов, но каждый раз могущественное колдовство Гудевура изгоняло их. Бездумные ветры донесли до них весть, в какие опасные игры играют дочери их извечного противника. И увидели в этом отличную возможность для мести. Пока все волшебное королевство страстно переживало за судьбу юных магов, пытавшихся покорить сердца дочерей Гудевура, злыдни задумали злокозненную хитрость. Один из них, по имени Мон, принял вид сновидения и темной ночью пересек границы страны Альбар. Хранители границ, ученики магов, чьи думы были поглощены феюшками, не сумели заметить злыдня Мона ни мыслью, ни предвидением, ни слушанием дыхания звезд.

Мон без труда проник в дом Гудевура и Лучистой. Пока все спали сном праведников, он посетил дух Искорки. Он проник в круг ее снов и своим ужасающим присутствием распугал остальные сны, которые тут же разлетелись в разные стороны. И когда вокруг него возникла пустота, Мон-злыдень нашептал духу спящей феечки мысль о решающем испытании, которое она должна была предложить воздыхателям: принести ей сердце серебристой лани, грациозного зверька альбарских лесов. Мон-злыдень знал, что один из волшебных законов Альбара категорически запрещал кому-либо бессмысленно проливать кровь живого существа. Кто бы ни совершил это преступление, народ магов и фей тут же лишался поддержки богов промежуточных миров и ангелов!

Свершив сие преступление, Мон-злыдень вернулся к своим собратьям по ту сторону границы. И всю ночь они пили и веселились.

Утром, когда Искорка проснулась, она распахнула солнечное окно, выходящее на террасу. И обратилась к юным магам, ждавшим ее во дворе:

– Тот, кто принесет мне сердце серебристой лани, станет моим суженым…

Ни один из воздыхателей не дал себе времени на раздумье. Они бросились в лес, и каждый сжимал в руке нож с отточенным сверкающим лезвием. Когда маг Гудевур узнал ужасную новость из первой песни болтливого жаворонка, он бросился в комнату дочери и воскликнул:

– Что ты наделала, несчастная? Кровь невинного существа предрекает времена проклятия!

Но уже было поздно остановить юных магов. Ослепленные желанием понравиться феюшке, они уничтожили серебристых ланей, безжалостно вырывая у них сердца. И, как говорил закон, боги промежуточных миров и ангелов покинули страну Альбар, утерявшую своих волшебных покровителей: Вечный Каскад иссяк, хрустальные скалы перестали родить фрукты, озеро Милосердия пересохло, превратившись в соляную пустыню, звери стали хищными и принялись красть детей и поедать их.