Марти бросил взгляд на медвигров, отступивших к склону. Они дожирали стражей, которые неосторожно побросали свето-меты, разделись и спустились в цирк. Хищники, заметив их, изменили направление бега и галопом бросились к новым жертвам, живым и теплым.
Марти несколько секунд смотрел, как хищники дрались между собой, одновременно терзая тела погибших. Демон определил нечто другое. Медвигры не просто подчинялись инстинкту, когда отказались от осужденных, которых им отдали на съедение, а бросились на стражей. Здесь проявились возможности Жека, человека истоков (вероятность — 85%). Наверху, на краю впадины, он заметил остальных стражей, которые вскинули светометы, но не решались открыть огонь, опасаясь попасть в товарищей. Они с ужасом наблюдали, как звери терзали их тела, как снег впитывал кровь, растекавшуюся по льду. Потом они переводили взгляд на лес из сверкающих колонн, вглядывались в парящих космин, мифических существ, о которых говорили пророческие сураты Новой Библии Жер-Залема. Они смогут рассказать о них родным, женам и детям. Они поведают, что стали свидетелями прилета небесных странниц, и их слова оживят легенду и поддержат надежду на будущие восемьдесят веков.
Самые крупные космины проникли внутрь колонн света и с размеренностью и легкостью, удивительными для существ таких размеров, опустились на лед цирка. И на земле превратились в неловких зверей, какими и выглядели. Кристаллы перестали сверкать, а крылья вытянулись вдоль тела. Они с трудом ползли по льду, выбираясь из кругов света, и замирали на брюхе, словно они, существа небесной сути, расстались с последними силами, высосанными земным тяготением. Когда они выбирались из кругов света, другие космины влетали в прозрачные колонны и медленно опускались, словно их поддерживала невидимая платформа.
Вскоре вся поверхность цирка Плача была усеяна коричневыми телами. Но опустились не все. Тысячи остались парить в воздухе, перекрывая лучи Домовых, и шуршание их крыльев создавало завораживающий звуковой фон, через который прорывались низкие или высокие ноты.
Марти осторожно подошел к ближайшей космине средних размеров, чей панцирь еще слегка дымился. Демон усвоил все данные, касающиеся способа проникновения внутрь странниц: надо было отыскать отверстие в чреве. Как только из него выползут хризалиды, принесенные из другого мира, у Марти будет всего несколько секунд, чтобы проникнуть в проход и доползти до внутренней полости. Космина немедленно перестроит свой метаболизм, приспосабливаясь к новому пассажиру, снабжая его водой и кислородом до ближайшей посадки (будет ли это Мать-Земля? Вероятность повысилась, но все же не превышала 18%). Пока Марти не видел никакой возможности пробраться в странницу, развалившуюся на льду. Ее вес не позволял пробраться под панцирь. Он обошел чудовище — имя само пришло в пока еще человеческий мозг Марти, — но и с другой стороны не нашел никакого отверстия. Он осмотрел несколько других существ, словно застывших в ожидании таинственного сигнала. Быть может, они сели на Жер-Залем, чтобы умереть? Не этим ли объяснялось присутствие замерзших странниц в стенах цирка Голан, о которых говорила Феникс? Демон не учитывал такой возможности, но сейчас, наблюдая полную инертность коричневых громадин, усеявших цирк Плача, должен был включить эти данные в расчет вероятностей. Ни единое движение, даже дрожь, не сотрясало панцири. Быть может, наступила приостановка, временная или окончательная, их жизненных функций? Или во время пребывания на обитаемых мирах ими управляли иные физиологические законы? Марти, подчиняясь требованиям демона, пересек колонну обжигающего света, обогнул тело космины и осмотрел голову — более точным термином был «нос». Он не увидел под кольцевыми складками никаких глаз, ушей, ноздрей, рта, ничего похожего на звериную морду, ни единого углубления, характерного для животных, обитающих на планетах. Они походили на птиц, точнее, на летающих толстокожих, но снаружи их не было ни единого органа, свидетельствующего о наличии чувств. Разочаровавшись, демон решил придерживаться первоначального замысла и выбрал странницу длиной двадцать метров, чей более гладкий и чистый панцирь внушал больше доверия. Он присел на корточки рядом с хвостом и принялся ждать.
Горячие ручейки разлились по венам, мышцам, внутренностям Жека. Возвращение сознания было куда более болезненным, чем его потеря. Жизнь, казалось, с таким нетерпением вновь отвоевывала свою территорию, что вела себя варваром-завоевателем, уверенным в своей победе. Мальчуган опять ощутил укусы холода, который с яростью сопротивлялся, уступая каждую пядь захваченного тела. Над ним раздавались звуки удивительной красоты.
Боль стала такой нестерпимой, что он приоткрыл глаза. Вначале ощутил, что лежит не на Марти и не на снегу, а в луже холодной воды. Потом ему показалось, что на цирк Плача опустилась ночь. Иллюзия длилась всего несколько секунд, пока его взгляд не столкнулся с величественными колоннами голубого света, темными, шумными формами, кружившими в небе, потом увидел огромные туши, лежащие рядом с ним, забрызганных кровью медвигров, серые силуэты, стоявшие на краю впадины...
Он еще не чувствовал окоченевших рук и ног, но его мозг, до сих пор бывший в плену у холода, заработал на полную мощность. Он понял, что странницы сели, пока он был в беспамятстве. Сейчас в цирке царила непривычная жара. Тепло струилось от световых колонн и дымящихся тел космин.
Жек выпрямился, и кровь внезапно хлынула в его жилы, вновь пробудив едва переносимую боль. Рядом с ним лежали в обнимку Сан-Франциско и Феникс, а чуть дальше виднелось тело Робина, чьи волосы покрылись слоем инея. Марти исчез. Нельзя было терять ни секунды. Когда космины выпустят хризалид, они тут же взлетят и направятся в полет по неизвестному назначению. Быть может, это будет незнакомый враждебный мир, но в любом случае он был предпочтительнее смертельного холода цирка Плача.
Он вскочил на ноги. Кровь еще не добралась до стоп, и ему казалось, что он ступает по пустоте. Ноги словно не принадлежали ему. Он рухнул на землю, как новорожденный с хрупкими непослушными ногами. Ему понадобилось пять минут, чтобы вновь научиться стоять. Самые мелкие из космин были высотой более двух метров. На несколько секунд их существование показалось ему нереальным. В их неподвижности было что-то иллюзорное, будто они явились к нему во сне. Они походили на плюшевых собакольвов из парков Анжора. Сумеречный свет, зелено-голубые колонны и таинственный гармоничный хор звуков, несущийся сверху, усиливали ощущение, что Жек движется во сне. Только тысячи космин, паривших в десятке метров над цирком, выглядели живыми и реальными.
Мальчуган попытался прежде всего привести в чувство Сан-Франциско. Он использовал метод, который тот раньше применил к нему: он изо всех сил хлестал его по щекам, затылку, плечам и спине.
— Сан-Фриско!
Удары были болезненными для самого Жека, почти не действуя на задубевшую кожу князя американцев. Каждый раз, как его рука ударяла по телу жерзалемянина, острая боль пронизывала весь бок Жека.
— Сан-Фриско!
Он колотил его еще десять минут, ахая, вскрикивая при каждом ударе и краем глаза наблюдая за косминами. Сан-Франциско не реагировал, но мальчугану показалось, что его грудь стала чаще вздыматься. И он, несмотря на боль и усталость, продолжал наносить удары по широкой спине, на которой его кулачки оставляли красноватые пятна.