Под знаком розы и креста | Страница: 20

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Студент Михайлов был среднего роста, не сказать, что красивый, но приятный лицом молодой человек. Вот только ходил он неправильно, спину держал излишне прямо и как-то напряженно.

– У вас никак спина болит?

– Есть немного. Мы сейчас на станции из вагонов мануфактуру для купца Пушникова выгружали, я и потянул спину. Пройдет к вечеру.

– А ну-ка снимайте тужурку! – велел Петя, сбрасывая ранец и шинель.

– Да зачем? Вы ж не доктор!

– Может, и доктор, откуда вам заранее знать? Снимайте. Да не бойтесь вы, больно не будет. Почти.

Михайлов попытался пожать плечами, но лишь скорчил гримасу от боли. После чуть махнул рукой и снял тужурку своего студенческого мундира.

– Рубаху снимать?

– Не обязательно. Садитесь на стул боком. Тут больно? А тут? Ага, вот тут больнее всего. Секунду потерпите. Все!

– Вот и чудеса еще не перевелись на белом свете, – удивился студент Михайлов. – Вы, милостивый государь, прямо волшебник! Спасибо вам! И где вы такому научились: тут нажал, здесь погладил, еще нажал и все прошло!

– У одного знакомого эвенкийского шамана научился, – ответил Петя, и ответ этот вызвал еще большее удивление его пациента. – Не удивляйтесь, шаманы не ерундой всякой занимаются, как о них говорят, а знания из поколения в поколения передают. В том числе и лекарские. Сразу скажу, что чудес они творить не умеют. Полагаю, что вас и в нашей клинике легко бы вылечили, может, правда, не так быстро.

– Еще раз благодарю вас. А как того шамана звать, чтобы мог и его хотя бы мысленно поблагодарить?

– Алексей Тывгунаевич. Не удивляйтесь имени, он человек крещеный.

– Как же не удивляться? Шаман, и вдруг крещеный! Ох! Я ж даже имени вашего не спросил!

– Петром меня зовут. А фамилия Макаров.

– Не поверите, как я рад нашему знакомству. Ну, мое имя вам известно?

– Да.

– Тогда обращайтесь ко мне по имени. Можно даже не Кирилл, а Кир или Кирька. Только Кирей не зовите, не знаю с чего, но мне так не нравится.

– Хорошо.

– И что за дело вас ко мне привело?

– Хотел кое-что спросить про вашего однокурсника, про студента Пискарева.

– Да с чего вдруг… Вот, как про Пискарева сказали, так я вас и вспомнил. Очень он вами восхищался, помнится. По каким поводам, вы, верно, сами догадываетесь? И пришли неспроста, это уж мне легко догадаться.

– Раз вы меня узнали, то не стану ничего выдумывать. Дело в том, что господина Пискарева недавно убили в Москве. И меня попросили навести о нем справки.

– Эх, жаль-то как! Мы хоть и не дружили с ним, но плохого про него я и при жизни не стал бы говорить.

– Вот и расскажите, что знаете. И все, что припомнится, тут никогда заранее не знаешь, что важно, а что не слишком.

– Вы, Петр, присаживайтесь. Чаю не предлагаю, он у нас лишь по вечерам дозволен, после ужина. Проучились мы с Валентином два года. Родом он из Красноярска, из небедной, как сам говорил, семьи. Отец вроде фабрикант, но в точности не знаю, не особо Пискарев этим хвастался. Но, несмотря на разницу в социальном, так сказать, положении, нас, кто победнее и попроще, не чурался.

– А что, есть такие, кто чураются?

– Да каждый второй из богатеньких нос воротит. Даже если учится много хуже. А Пискарев компанейский был. Ну, для примера, устраиваем вечеринку и из «ненашего общества» только он примыкает да еще Антонов. Собираем на это дело по рублю. Валентин тоже рубль дает, не пытается сунуть трешницу с барского плеча, потому как с уважением к нашим порядкам относится. Зато на саму вечеринку возьмет и притащит пару бутылок шампанского и с порога: «У нас же в обществе барышни! Нельзя без шампанского, вдруг им крепкое вино не нравится!» Тут уж ни у кого никакого смущения не возникает, все рады. Было дело, целый окорок притащил на пикник.

– Неужто такой порядочный и только? Я не потому, что не верю, просто знаю, что у каждого есть недостатки или странности в натуре.

– О! Странностей у него доставало, – оживленно согласился Кирилл. – То весел, то тут так же задумчив станет, что не слышит ничего и никого. Даже на лекциях такое случалось – раз, и перестал вокруг себя жизнь замечать. Занятие закончится, его расталкивать начинаешь. Но это не так и интересно. Вы же из-за убийства пришли, а такие факты вряд ли чем вам помогут?

– Как знать.

– Неправильно я высказался. То есть узнать вам про них следует, но напрямую к его смерти отношения они иметь не могут, тут уж дело такое, что не поспоришь.

– С этим спорить и не стану, разве что он думал о ком-то или чем-то, кто или что связано с его смертью, так нам про это никогда не узнать. Но мы ушли в сторону.

– Ушли, – согласился Кирилл, – потому что я сам хочу по окончании университета не в адвокаты податься, а в сыскную полицию, вот и принимаюсь частенько рассуждать с точки зрения сыщика.

– Адвокату порой тоже необходимо так рассуждать.

– А теперь вы разговор в сторону уводите, – заулыбался студент. – А я его в нужное русло верну. Было дело, меня из-за Пискарева едва не отчислили.

Тут Петя удивился очень сильно, потому что из предыдущего разговора ничего такого не должно было возникнуть.

– Дело, конечно, пустяковое, я о нем упоминаю, чтобы дальнейшее понятнее стало. Валентин забыл в аудитории книгу. Та была в газету завернута, я, не глядя, что за книга, принес ее в общежитие, чтобы на следующий день вернуть. А тут инспектор с проверкой. Нас же ежедневно, вернее, каждый вечер проверяют. В общежитии уж обязательно, на квартирах сейчас, как студентов много стало, это не получается. Так вот, инспектор едва не сразу принялся сверток развертывать, а там Папюс оказался! Книжка не запретная, но студентам ее читать воспрещается. Вроде пустяк, но инспектор вдруг взвился, стал кричать, мол, вот вы здесь чем занимаетесь, оккультизмом! Может, и в сектах богомерзких уже состоите!

– А вам пришлось сказать, что книга ваша?

– Пришлось. А еще я не сдержался и пару слов о свободах слова и совести добавил. Тут такое началось! Но Пискарев, едва узнав про инцидент, кинулся к ректору и сумел убедить, что тут вообще никто ни при чем. Что книгу он сам подобрал на скамейке в роще, – не бросать же КНИГУ! – что в глаза не видел и знать не знал, что это за книга, а раз не его она, так и забыл, а уж Михайлов, то есть я, вообще никогда в чужие вещи не заглядывает.

– То есть обошлось?

– Обошлось. А рассказал я это вот к чему. При всем моем хорошем к Валентину Пискареву отношении, он своими поступками не раз мог товарищей подставить. Очень авантюрен был! Мог завестись на ровном месте ни с того ни с сего. В трактире…

Тут Кирилл Михайлов аж закашлялся, про трактир ему говорить не стоило, это уж весьма строго каралось – посещение студентами трактиров.