Петя тут же снял телефонную трубку и попросил соединить его с полицейской управой. Но там ответили, что судебный следователь Дмитрий Сергеевич Аксаков со своими помощниками выехал в Ксеньевку [54] и вернется дня через четыре.
Будь дело срочным, Петя набрался бы смелости обратиться с расспросами к самому полицмейстеру, благо в его доме он бывал частым гостем, да и сам Сергей Николаевич к его отцу порой захаживал. Но вот в срочности и важности Петя как раз уверен не был и беспокоить столь важного начальника считал преждевременным.
Кто еще может быть осведомлен об этом событии? Да прежде всего его отец! Не обязательно, но мог что-то слышать. Ну да с ним Петя обязательно встретится за ужином или даже раньше. А еще стоило обратиться к Григорию Алексеевичу Вяткину, журналисту из газеты «Сибирская жизнь». Этот человек умудрялся не пропустить в городе ни единой новости, а если все же пропускал, то узнавал о ней от своих сослуживцев и коллег. Петя, размышлявший прямо у телефонного аппарата, тут же договорился о встрече.
В кабинете Григория Алексеевича в этот раз пахло не только шоколадом – окно выходило во двор, где располагалась кондитерская фабрика купца Второва, – но и дорогим табаком. Значит, у него только что был другой визитер. А судя по марке табака, если Петя, конечно, не ошибается, им был главный редактор. Это Петя по инерции подумал, потому что привык из всего увиденного или унюханного делать выводы.
– Здравствуйте, господин великий сыщик, – шутливо обратился к Пете журналист, – с чем пожаловали? Или мне самому угадать?
– А попробуйте, и мне и вам интересно, – согласился Петя.
– Да угадать не сложно. Вы ко мне по двум поводам обращаетесь. Либо в связи с деятельностью вашей комиссии, либо по вопросам сыска. Но, насколько я в курсе, по первому вопросу нужды во мне у вас не должно быть, мы же совсем недавно встречались. Вывод: вы начали новое расследование. А раз в городе ничего примечательного не произошло, то, скорее всего, расследование начато в Москве Дарьей Владимировной, но имеет некое отношение к нашему городу. Так?
– Пока все верно.
– Тогда представим себе, что же могло заинтересовать вас из происшествий в Томске? Их, по счастью, было очень мало. Пару грабежей мы пропустим, тем более что с москвичами они никаким местом не связаны. Ага! Была квартирная кража, точнее, кража в номере гостиницы «Европейская», и обокрали аккурат гостя из Белокаменной. Ну да вас же этакие пустяки не интересуют?
– Нет, не интересуют.
– Остается лишь происшествие, привлекшее наше внимание долей курьезности. В доме с драконами!
– Григорий Алексеевич! Вы гений!
– А вы, Петр Александрович, в этом сомневались? Так и быть, поделюсь с вами всем, что известно, но при условии!
– Я, как станет возможным, должен и сам с вами всем мне известным поделиться?
– Вот! Как гений гению скажу вам, вы правы!
Оба немного посмеялись, Петя привычно достал блокнот и карандаш, а Григорий Алексеевич начал рассказывать:
– Что мне известно, помимо курьеза, случившегося с перепутанными квартирами? Немногое. Чьи вещи вывозили да по какому поводу, вы небось и сами успели узнать? О личности бывшего студента, видимо, тоже справки наводили?
– В этом и состояла просьба Дарьи Владимировны.
– О его странном увлечении вам поведали? О навязчивом стремлении вступить в масоны или иное тайное общество? Тогда мы все это пропустим. А вот то, что вам вряд ли известно. Господин Пискарев был большим любителем розыгрышей. К примеру, любил порой выпрыгнуть из саней на ходу и скрыться во дворах. А на следующий день искал извозчика, извинялся, платил втрое. Порой шутки выходили у него несколько зловредными, а то и вовсе злокозненными. Удивляет то, что он тратил на их подготовку излишне много сил и времени. Сами по себе они интереса не представляют, потому расскажу лишь об одной его проделке. Пригласил он товарищей к себе, пообещал познакомить с человеком, якобы являющимся членом самого жуткого тайного общества, такого общества, что даже совершает человеческие жертвоприношения. Нагнал вокруг этой истории жути и таинственности. Тем не менее набрались среди друзей смельчаки, явились к нему. Входят в квартиру – он предупредил, чтобы без стука входили – а там… все залито кровью, сам хозяин лежит с кинжалом в груди. На стенах разные каббалистические знаки кровью написаны. Освещают всю эту картину два семисвечника [55] ! Тут кто-то валится в обморок, но кто-то мигом бежит за полицией. А сам Пискарев лишь по приходу городового подает признаки жизни. То есть сознается, что все это был розыгрыш. От городового он откупился, друзей хорошо угостил, и те ему простили, до университетского начальства ничего не дошло. А то бы был он изгнан с позором.
– А вам это как стало известно?
– Да один из очевидцев рассказал. Если вам это кажется важным, могу и адрес дать.
– Не думаю, что это важно. Разве что как характеристика, так это и из вашего пересказа ясно – каков он был по своему характеру. И у меня схожее мнение сложилось.
– А как вы полагаете, к чему ему все это было нужно?
– Да как тут понять? Может, оттого, что чересчур увлекся желанием стать масоном, а у него не вышло. Стал придумывать тайные ритуалы сам для себя. Может, думал таким манером привлечь к себе внимание тех же членов тайных обществ.
– Ну, я примерно так же рассуждал. Еще я знаю пару человек, к которым он обращался с просьбами свести его с масонами. Одного назову потому, как тот никакого отношения к делу не имеет и видит в этом лишь причуду судьбы. Федор Харлампиевич Пушников вам известен?
– А то как же! Купец первой гильдии, миллионщик.
– Вот к нему-то и приставал наш студент: сведите, мол, меня с орденом. А тот ничего понять не может, потому как про орден тот лишь в газетах читал да от людей побасенки слышал. Оказалось, что на перстне у купца хитроумный вензель с инициалами супруги выгравирован. Очень схоже с одним из масонских символов. Вот Пискарев и ошибся.
– А второй человек?
– Тот, которого я не стану называть? Тот действительно член масонской ложи в Иркутске. Не называю его, так как масоны ныне под запретом, хоть о них слишком многим известно. Так он мне сказал, что поначалу пыл молодого человека ему пришелся по нраву. Но как узнал о нем чуть больше, счел правильным такую авантюрную личность держать от себя подальше.
– Это все? – спросил Петя.
– Почти. Некоторое время господин Пискарев водил дружбу с радикально настроенными студентами. Те как раз сами хотели его к себе заманить. Полагали, что такие люди на многое могут оказаться способны. Но ошиблись, не стал Пискарев вступать в их ряды. По большому счету ячейка эта ничем особенным не занималась. Ну пустословили, книжки почитывали, и все. Только дело в том, что подталкивал их к этому по-настоящему опасный человек. На его счету и создание террористических групп, и участие в терактах. Псевдоним у него был, или, если угодно, кличка – Шмель. В городе проживал под именем Круглова Евгения Савельевича. Но и прозвищ и фамилий у него было множество. Одно плохо, едва охранка нос в сторону той группы повернула, как его след простыл. Так что лишь по приметам смогли узнать о его бурном прошлом. А теперь, пожалуй, самое важное во всей этой истории. Шмель этот, помимо создания марксистской группы в среде студентов, еще и сам отирался вблизи масонов. В отличие от Пискарева, он в точности знал, к кому обращаться. Увы, но никаких подробностей мне не известно. Хотя сам этот факт в совокупности с увлечением Пискарева и с тем, что их пути с Кругловым неким образом пересеклись, а возможно – нельзя этого исключать уж точно – они даже встречались лично, мне кажется многозначительным.