– Согласен.
– Пошли дальше. Хлопает дверь соседней квартиры, бабуля опять же несется на всех парах смотреть, кто это от нашего Костеньки вышел. Но бабуля все же не метеор, секунды три-четыре она уже потеряла при самом удачном раскладе. За это время происходит следующее. Либо человек решает спускаться вниз по лестнице, тогда за три-четыре секунды он уже доберется до ступенек, и Романова его просто не увидит в «глазок». Либо, как второй вариант, он хочет спуститься на лифте. Тогда он вызывает его и стоит. Повернувшись к «глазку» бабы Клавы опять же правой щекой, потому что лифт расположен по той же стенке, что и дверь квартиры Вяткина. Еще есть варианты? Предлагай, будем рассматривать.
– Почему ты решила, что он обязательно стоит лицом к лифту? – возразил Зарубин. – Может, он к нему спиной стоял. Тогда получается как раз левой щекой в сторону Романовой.
– Сережа, ты часто видел людей, которые вызывают лифт и поворачиваются к нему спиной?
– А черт его знает, я внимания не обращал, – признался Сергей. – Но если можно стоять лицом к двери лифта, то по теории вероятностей можно и спиной.
– Так это по теории вероятностей. А по людской психологии так не выходит. Феномен такой, понимаешь? Его пока никто толком не объяснил, но только в одном случае из тысячи человек поворачивается к лифту спиной. Это очень редко случается. Но поскольку редко – это все-таки редко, а не никогда, то будем считать, что шанс оправдать бабу Клаву у нас пока есть. Может быть, у нее действительно была возможность видеть Дударева слева. Давай теперь тихонечко в бумажках пороемся – и бегом отсюда. Да, кремы мне не забыть бы, нужно же оправдывать факт своего пребывания в чужой хате.
Через полчаса Настя и Зарубин покинули жилище загадочной пенсионерки Клавдии Никифоровны Романовой. Они спускались вниз пешком, чтобы в ожидании лифта не нарваться на лестничной клетке на соседей. Они не дошли еще до первого этажа, когда запищал висящий на брючном ремне Сергея пейджер.
– Гмыря требует, – недовольно проворчал Сергей. – Время десять вечера, а ему все неймется.
– Позвони. Заодно про бабу Клаву доложишь.
– Как ты думаешь, – Сергей неуверенно помялся, – ничего, если я поднимусь к Романовой и позвоню оттуда? Глупо же искать автомат, если нормальный телефон под рукой.
– Поднимись, – согласилась Настя. – Ничего плохого в этом нет. Мы же не воры какие-нибудь. Беги, я тебя на улице подожду.
Она спустилась вниз и с наслаждением закурила. Курить хотелось давно, но в квартире Романовой она не рискнула это делать.
Вечер не принес желанной прохлады, даже слабого ветерка не было, воздух, казалось, остановился навсегда и уже больше не будет передвигаться в пространстве. И даже не остынет. «В такой духоте даже комары утихают, – подумала Настя. – Просто удивительно, разгар лета, а меня еще ни разу никто не укусил. У них, бедняжек, тоже, наверное, сил нет летать и кровопийствовать. Впрочем, почему „тоже“? Люди-то как раз, как ни странно, находят в себе силы убивать. Ничем не остановишь этого зверя под названием „человек“, даже изнуряющей жарой его от убийства не отвратишь. Как сказала сегодня бабуля Романова, нас голыми руками не возьмешь. Вот уж точно».
Хлопнула дверь подъезда, появился Зарубин. Лицо его было серьезным и озабоченным.
– Ну как, доложил? – спросила Настя. – Гмыря нами доволен? Или расстроился, что бабка нас обманула и Дударев к Вяткину не приходил?
– Расстроился. Только по другому поводу.
– Что еще? – насторожилась Настя.
– Труп у нас, Настасья. Может, он, конечно, и не у нас, но очень похоже, что это наш.
– Кто? – спросила она внезапно севшим голосом.
Ей отчего-то стало неуютно и страшно.
– Храмов. Адвокат, которого нанял Дударев.
Таких людей, как Иван Федорович Булгаков, Коля Селуянов берег пуще зеницы ока. Иван Федорович сотрудничал с ним не из страха перед компрматериалами и не из-за жалких копеек, которые полагалось выплачивать «источнику» за регулярную поставку более или менее стоящей информации, а исключительно из любви к искусству. Причем к искусству в самом прямом и честном смысле этого слова. Дело в том, что Булгаков всю жизнь мечтал быть актером. Как водится, мечты не всегда совпадают с бренной реальностью, и в далеком пятьдесят седьмом его, закончившего рабфак и отслужившего в армии, в театральный институт не приняли. Отсеяли на первом же туре, сказав вежливо, что лучше абитуриенту Булгакову попробовать себя на каком-нибудь другом поприще. Не подошел он, стало быть. Таланту маловато оказалось.
Но приемная комиссия немножко ошиблась, как это нередко случается. Талант у Ивана Булгакова, несомненно, был, и немалый. Просто к моменту поступления в театральный институт ему явно не хватало практики. Ну там самодеятельности какой-нибудь, на худой-то конец. Обиженный Иван отправился поступать в педагогический и был принят «на ура», ибо в педагогические вузы, как известно, идут одни девочки и каждый представитель мужского пола там на вес золота, а между тем общеобразовательные школы испытывали (и испытывают по сей день) острую нужду в учителях-мужчинах. Получив диплом учителя русского языка и литературы, Иван Федорович отправился в одну из московских школ воплощать в жизнь свои идеи, а заодно и мечты о театре. Уже через год молодой учитель создал школьный поэтический театр и на протяжении двадцати с лишним лет, вплоть до выхода на пенсию, был его бессменным руководителем и режиссером, а частенько выступал и как актер. Театр прославился в районе, потом прогремел в городе, постоянно завоевывал призы и грамоты на фестивалях и смотрах. Принимать участие в работе театра считалось в школе престижным, а поскольку Иван Федорович ставил непременным условием хорошие оценки, полагая, что троечник не может тратить время на репетиции, ему заниматься надо, то успеваемость в школе была просто-таки замечательной.
Но школьники есть школьники, а даже в самой расчудесной школе не все ученики являются образцом родительской мечты. Среди них попадаются и двоечники, и хулиганы, и малолетние преступники. В конце шестидесятых случилось очередное ЧП, милиция задержала троих пацанов из девятого класса, которые успешно промышляли кражами сумок, начав с родной учительской и затем расширив поле деятельности до других присутственных мест, например, поликлиник и собесов. Вступив в контакт с милицией, Иван Федорович вдруг осознал всю меру ответственности учителя за учеников и сказал себе, что отныне будет более внимательно следить за своими подопечными, высматривая в их поведении нарождающиеся признаки неблагополучия. Случай вскоре представился, и, когда на руке десятиклассника из малообеспеченной семьи появились «взрослые» часы, учитель Булгаков незамедлительно пришел в милицию, чтобы обсудить сей загадочный факт. В милиции энтузиазм Ивана Федоровича оценили по достоинству, поблагодарили и попросили продолжать в том же духе. С десятиклассником, слава богу, ничего плохого не случилось, выяснилось, что часы он купил по дешевке в какой-то подворотне, но поскольку часы оказались крадеными, то благодаря бдительности учителя были выявлены скупщики и даже несколько воришек.