Ларс процедил сквозь зубы:
— Мне они напоминают людей.
И снова продолжался этот ужасный для Ларса фильм. Теперь плохие парни, как шелуха, как обезвоженные кожи, как спущенные камеры, бродили вокруг, ничем не видя и не слыша. Вместо взорванного спутника или строения, или города, была взорвана куча человеческих мозгов. Сгоревшая свеча…
— Я хочу выйти, — сказал Ларс.
Джек Ланферман сочувственно взглянул на него.
— Откровенно говоря, я вообще не понимаю, чего ты сюда пришел. Пойди выпей кока–колы.
— Он должен смотреть, — сказал Пит Фрейд. — Он несет ответственность.
— Хорошо, — понимающе кивнул Джек и, наклонившись вперед, постучал Ларса по коленке, пытаясь привлечь его рассеянное внимание. — Послушай, друг. Совсем не обязательно, что 278–ой будет использоваться. Совсем не обязательно.
— Очень даже обязательно, — сказал Ларс, — и это совершенно точно.
Как будто вы сами не понимаете. У меня есть идея. Прокрутите пленку назад.
Джек и Питер посмотрели друг на друга, выжидающе, на него. В конце концов нет ничего, что нельзя сказать заранее. Даже больной человек может время от времени подкинуть хорошую идею. Человек, временно ставший больным.
— Сначала вы покажите людей, какими они есть сейчас, — сказал Ларс. Как безумных, лишенных мозгов, сведенных до уровня рефлекс–машин, только, может быть, с верхней частью спинного мозга. Вот так все начинается. Затем корабли ФБР возвращают им значительное количество человеческого облика.
Понятно? Я нашел выход?
Джек захихикал:
— Интересно. Тебе придется назвать его Психическим Восстанавливающим Лучом. Но так не пойдет.
— Почему же? — спросил Ларс. — Если бы я был простофилей, мне бы принесло значительное облегчение видеть, как человеческие качества возвращаются в лишенные мозгов развалины. Разве тебе не было бы приятно?
— Видишь ли, мой друг, — терпеливо разъяснил Джек, — результатом действия такого приспособления стало бы тогда возникновение группы громил.
Правда. Он совсем забыл об этом.
Здесь Питер стал на его сторону.
— Они не будут громилами, если пленку прокрутить обратно, потому что будут тушить занимающийся пожар в музее, разминировать больницы, закрывать одеждой обнаженные тела молоденьких девушек, восстанавливать разбитые лица стариков. В общем, возвращать мертвых к жизни, довольно ловко и умело.
Джек сказал:
— Если простаки будут смотреть такое, это испортит им аппетит за обедом. — Он говорил властно и категорично.
— Что их заставляет жить? — спросил его Ларс. Джек Ланферман должен знать. Это было его работой. Он жил за счет этого знания.
Без всяких колебаний Джек ответил:
— Любовь.
— Тогда при чем здесь это? — Ларс указал на экран. Теперь ребята из ФБР тащили этих окаменевших парней, попарно, как весла.
— Простофиля боится, что оружие подобного типа уже существует, сказал задумчиво Джек таким тоном, что Ларс понял — это не легковесный ответ, не какая–нибудь фривольность. — Этот страх прячется в самом дальнем уголке его сознания. Даже если мы не покажем оружия, простофиля будет верить в его существование. И будет бояться, что каким–то образом, по неизвестным для него причинам, его могут применить против него. Может быть, он вовремя не заплатил лицензию на свой джет–хоппер или скрыл свой подоходный налог, или, может… Может быть, он где–то в глубине души знает, что он такой, каким его первоначально создал Бог. Что почему–то он не совсем может постичь это. Он запутался.
— И он заслуживает, чтобы 278–ой направил его мысль в нужное русло, кивнул Пит.
— Нет, — возразил Ларс без особой надежды. — Он ничего не заслуживает. Вообще ничего. Даже отдаленно напоминающее 278–ой или 240–й, или 210–й. Да любой. Он не заслуживает. За что им? — Он указал на экран.
— Но 278–ой существует, — ответил Джек. — Простофиля знает об этом. И когда он видит, что это оружие применяется против более уродливой формы жизни, чем он сам, он думает: «Эх, может, пронесло? Может, эти ребята из Нар–Востока действительно такие плохие, эти ублюдки? И 278–ой не будет направлен на меня. Я смогу сойти в свою могилу чуть попозже, не в этом году, а лет через пятьдесят». И это значит — и в этом то и суть, Ларс, что ему не надо волноваться о своей смерти в данный момент. ОН МОЖЕТ ДЕЛАТЬ ВИД, ЧТО НИКОГДА НЕ УМРЕТ.
После паузы Пит мрачно сказал:
— Единственное, что действительно делает его защищенным, что заставляет его поверить, что он выживет, — это увидеть другого на своем месте. Что кто–то другой умрет за него, Ларс.
Ларс ничем не ответил. Что тут можно было сказать? Это звучало разумно; и Пит и Джек оба пришли к согласию, а они были профессионалами: они со знанием дела и глубоко занимались своей работой. А он сам, как правильно подчеркнула Марен, был просто идиотом–ученым. У него был талант, но он ничего, абсолютно ничего не знал. Если Пит и Джек так говорили, то единственное, что ему оставалось сделать, — кивнуть головой.
— Единственная ошибка, сделанная в этой области, — говорил Джек, — то есть в разработке оружия устрашения, была присущая середине ХХ века бессмысленность и безумие существования универсального оружия. Бомба, которая взрывала действительно всех. Это была настоящая ошибка. Это зашло слишком далеко, и нужно было повернуть все вспять. И вот мы получили тактическое оружие, специализировались все больше и больше, особенно по классу оружия устрашения. И пришли к тому, что теперь можно не только выбирать цель или мишень, но можно эмоционально воздействовать. Я за оружие устрашения, я понимаю эту идею. Локализация — вот в чем суть. Для пущего эффекта он прибавил свой этнический акцент. — К чему вам мишень, мистер Ларс, если у вас в руках «духовное ружье», которое может взорвать весь мир. И к тому же может наделать много еще самых всяких прелестных ужасов. Если у вас есть… — Он по–крестьянски мудро ухмыльнулся. — У вас есть молоток, которым вы сами бьете себя по голове.
Теперь акцент и юмористические потуги пропали, и он добавил:
— Водородная бомба была огромной, параноидальной ошибкой. Продуктом параноидального психоза.
— Таких психов теперь больше нет, — спокойно сказал Пит.
— По крайней мере среди тех, кого мы знаем, — добавил Джек.
Все трое переглянулись.
* * *
На другом конце континента Сэрли Г.Феббс говорил:
— Один билет в экспресс 1 класса, сиденье у окна, на противовзрывную ракету 66–ДЖИ до Фестанг–Вашингтона, и вот возьмите это, мисс. — Он аккуратно вытащил и положил на сверкающую поверхность перед окошечком клерка ТВА банкноту в 90 кредитов.
За Сэрли Г.Феббсом в очереди к окошечку за билетами, заказами и багажом дородный, хорошо одетый человек, напоминающий бизнесмена, говорил кому–то еще: