— А что мы, остальные?
— Мисс Дент включила в свое пожелание родителей, а также их тугоумного приятеля с маленьким подбородком.
Форд чувствовал себя уязвленным.
— Маленьким подбородком? Она так и подумала?
— О да, — с нескрываемым ехидством ответила птица. — Несколько раз.
Тут до Форда начало что-то доходить.
— Вторая по старшинству? А кто первый?
— У тебя нет полномочий меня допрашивать! — огрызнулась птица.
Форд избрал тактику газовых драконов с Сезефраса Магны.
— Я понимаю. Само собой, столь потрясающее существо, как ты, не обязано отчитываться перед низкорожденным бетельгейзианцем вроде меня. Однако не кажется ли тебе, что для меня не было бы горше пытки, чем постигать всю замысловатость твоего сложного плана?
Птица склонила голову набок.
— Я знаю, что ты задумал.
— Разумеется.
— Я воспринимаю все отдельные моменты времени разом.
— Но тогда и спорить не о чем, правда? Ты ведь и так знаешь, что будет.
— Логично. Что ж, хорошо. Меня сконструировали вогоны, чтобы я заманила вас всех на Землю, прежде чем ее уничтожат грибулонцы.
— Что и происходит сейчас.
— Раз уж ты догадался, да. Сейчас.
— Нас спасут?
— Скорее всего нет.
— И ты подарила нам те жизни, которых мы хотели?
— Нет. Я подарила вам свободу выбора и иллюзии. Каждый из вас следовал по выбранному вами пути под моим надзором.
Форд подмигнул птице.
— Я понял. Теперь все ясно. Ты хотела испытать жизнь в реальном времени.
Мод. II медленно опустила клюв и скрестила крылья на груди.
— Я прожила ваши жизни вместе с вами, не зная, что будет в следующий момент. Это было восхитительно… хаотично.
— А теперь?
— Теперь? Теперь я точно знаю, что происходит. Поддержание четырех иллюзорных Вселенных на протяжении ста иллюзорных лет исчерпало мои энергетические ресурсы. Я протянула так долго только потому, что последние двадцать виртуальных лет объединяла время от времени две иллюзии в одну. Возможно, я могла бы догадаться об этом и раньше, но линейное время столь внезапно… Через пять виртуальных минут эта комната исчезнет, и вы останетесь на Земле в ожидании грибулонских лучей смерти.
Во рту у Форда как-то сразу пересохло, а мысли отказывались цепляться друг за друга. Ему очень не хватало перерыва с коктейлями.
— Пять минут?
— Отсчет пошел, — объявила птица и скрылась из виду. На тех местах, где только что находилось ее изображение, виднелись теперь несколько цифровых табло. Только что на них значилось «4.57» — и вот уже «4.56». Ну, вы поняли.
— И с чего это землянам так нравятся цифровые табло? — буркнул себе под нос Форд и повернулся к землянам, которые делали все, что в их силах, чтобы избежать хотя бы намека на вежливость по отношению друг к другу.
Старик на поверку оказался не таким древним, каким был всего секунду назад. Такой вывод он сделал, исходя из упругости кожи и неожиданно обновившейся остроты слуха.
Я слышу каждое чертово слово из тех, что визжат мне эти женщины. Тоже мне, счастье…
— Артур! — орала старшая. Буквально орала. Никто не орал на него уже… несколько десятилетий, никак не меньше. — Ты меня вообще слушаешь?
С радостью бы этого не делал, подумал Артур, не поднимая головы.
— Я ее ненавижу! — визжала девушка-подросток. — Она меня бросила, а теперь хочет, чтобы я ее слушалась! Что за фигня вообще такая?
— Артур?
— Папа?
— Я к тебе обращаюсь, Артур Дент!
Артур Дент… Это имеет к нему какое-то отношение. Это вроде он и есть.
— Артур Дент, — пробормотал Артур Дент, и ему самому не понравилось, как это звучит.
— И это все, что ты можешь сказать? Спустя столько лет?
— Я старый, усталый человек, — с надеждой в голосе произнес Артур. — Оставьте меня в покое.
— Старый? — возмутилась женщина. — О чем это ты — «старый»? Ты выглядишь в точности так, как при нашей последней встрече. Один-в-один! Как тебе это удалось?
Вот этого Артур и боялся. Столько лет в блаженном одиночестве на пляже — и вот он снова в такой Вселенной, где на него орут, а он и понятия не имеет, что происходит.
— Как мне удалось? Что удалось?
— Остаться таким молодым! Я моложе тебя, а выгляжу как силиконовый имплант, который провел ночь в тостере. Какого черта я так старалась с этими протезами? Лучше бы я уволилась. Ну, или брала с собой Рэндом. Другие родители поступают же так.
Артур смирился с тем фактом, что возвращение на пляж ему не светит, и посмотрел на женщину. Перед ним стояла стройная смуглая молодая дама с вьющимися черными волосами до плеч, темно-карими глазами, в темном, мерцающем искрами брючном костюме.
В мозгу его забрезжило и тут же оформилось воспоминание.
— Триллиан! Ну ты и красавица!
Карие глаза заморгали.
— Иди к черту, Артур. Я сюда не за утешениями пришла.
— Извини. Но выглядите, мисс, просто обалденно.
— Артур. Я ведь Зафода выбрала на той вечеринке, так что смирись и не раскатывай губу. И вообще, привыкай меня видеть такой, какая я есть. Кстати, протез ножной у меня жужжит.
— Правда? Я этого не заметил, а должен был бы — слух как-то резко обострился.
Триллиан коснулась пальцами левой берцовой кости, ожидая ощутить ту проклятую вибрацию голени, что не давала ей спать по ночам.
— Не жужжит…
— Мама, — окликнула ее из-за спины Рэндом. — Ма!
Триллиан вдруг заметила, что ногти у нее настоящие, собственные. Не акриловые накладки.
Я молода. То есть помолодела. Как такое случилось? Время пошло вспять?
— Ма!
— Подожди минуту, Рэндом. Пощекочи свою игрушку или еще чего.
— Фертль пропал, ма. Я снова никто.
Триллиан осознала чудовищность произошедшего и бросилась утешать дочь.
— Все хорошо, милая. Мы снова можем жить своей жизнью.
Рэндом стиснула кулачки.
— Я не хочу просто жизни. Я хочу быть президентом Галактики. Разве это так много?
Президент, кстати, тоже исчезла, а на ее месте осталась зареванная девчонка-гот.
Необходимое пояснение. Феномен готов распространен не только на планете Земля. У многих видов подростковый возраст сопровождается длительным злобным молчанием и искренней верой в то, что их подменили в роддоме, потому что не могут же их нынешние родители быть настолько непроходимо упертыми и зану-у-удными. Разница состоит только в том, что земные подростки выражают свою непонятость, наряжаясь во все черное и слушая группы с названиями вроде «Блад-Шок» или «Плевок», юные хуулуувуу (сверхразумы всех оттенков синего) декларируют свою неудовлетворенность Вселенной, задерживая дыхание до глубокого полиловения, а трубчатые зингатулярии (глубоководные панцирные) доводят родителей до белого каления, общаясь друг с другом исключительно звуками из ануса.