Словом, было много нюансов, которые не позволяли отделить зерна от плевел и сделать окончательный вывод, успех или поражение постигли «Красную Шапочку»… Если бы Кира смогла побывать на премьере и своими глазами увидеть реакцию зрителей! Тогда бы она поняла, почувствовала все… Но нет, судьба лишила ее и этого.
Наконец наступил день суда.
…Это было действо сродни театральному – тоже все расписано, у всех участников свои роли, свои задачи.
Выступление государственного обвинителя, затем защитника. Вопросы присяжных (они подавались председателю суда в письменном виде, через старшину). Прения сторон. Пояснения председательствующего присяжным.
И главные вопросы: имела ли Кира Гартунг намерение убить Игоря Гартунга? Убила ли она Игоря Гартунга, спасая жизнь своей сестры, Ангелины Гартунг? Виновна ли Кира Гартунг в убийстве?
Каждый раз, при очередной словесной пикировке между сторонами защиты и обвинения, у Киры то замирало сердце, то начинало биться быстрее. Именно тогда она в полной мере осознала, от каких мелочей и нюансов, оказывается, зависла теперь ее судьба…
Одно дело, если присяжные заседатели решат, что у Киры изначально имелось намерение убить своего отца, другое – если они поймут, что у Киры не было такого намерения, она просто хотела спасти свою сестренку, жизни которой угрожала смертельная опасность.
Геля! Да, вот один, безусловно, светлый момент – Геля, сестра, пришла в себя после комы. И, судя по всему, без ужасных последствий.
Кира ликовала, когда узнала о выздоровлении Гели, – и не столько потому, что сестра дала показания обо всем произошедшем, а сколько радуясь, что она, Кира, – успела. Возможно, если бы Кира нажала на спусковой крючок секундой позже, Геля оказалась бы уже мертва. Или так и не пришла бы в сознание.
Защитник Киры добился того, чтобы использовали ту самую запись, где Игорь мучает Гелю, все прочие записи следствие отвергло.
А приняли ту запись потому, что Кира сразу же после издевательств отца над Гелей, практически сразу же, показала ее своим родственникам. То есть подделать ее Кира не успела бы.
…Судебное заседание близилось к концу.
Кира постепенно выходила из своего заторможенного состояния. Она понимала, что сейчас решится ее судьба.
И вот уже председательствующий обратился к коллегии присяжных с напутственным словом – напомнил им о содержании обвинения, напомнил также доказательства, основные доводы защиты и обвинения…
Присяжные поднялись и покинули зал.
Кира сжалась, опустила голову. Ей было страшно, она ждала самого худшего.
Время тянулось невыносимо долго. Может быть, присяжные заседатели не пришли к единому решению и теперь голосуют? (Если в течение трех часов присяжным не удалось достигнуть единодушия, то они приступают к открытому голосованию.)
Наконец открылась дверь – в зал суда вернулись присяжные заседатели во главе со старшиной, бородатым серьезным мужчиной в очках. Почему-то Кире казалось, что этот человек ее ненавидит…
Киру колотила нервная дрожь, ладони холодели.
Председательствующий принялся зачитывать вердикт, который вынесла коллегия присяжных заседателей. А сама подсудимая в этот момент – ничего не слышала, не понимала…
– …оправдать Киру Гартунг и освободить ее в зале суда.
Аплодисменты, крики, шум.
«Оправдали?» – не поняла Кира. Подняла голову, посмотрела на Тима.
Тот улыбался, весь красный от волнения, и показывал пальцы, сложенные в виде буквы «V».
«Виктория – это победа», – вспомнила Кира и заплакала.
Значит, это не сон. Ей не привиделось, не показалось, не померещилось – присяжные оправдали ее, присяжные вынесли оправдательный вердикт!
…Потом, на выходе, когда она с Тимом покидала здание суда – было много людей, любопытствующих и журналистов. Сверкали вспышки, к Кире тянулись микрофоны.
– Потом, пожалуйста, потом… – шептала Кира, уклоняясь от них.
Сейчас ей хотелось лишь одного – побыть рядом со своим мужем, с Тимом.
* * *
Ксения Крестовская шла домой сквозь сумрак, прикрыв лицо краем капюшона – дул сильный ветер со снегом. Первый, ноябрьский, противный снег, холодный и липкий. «Ну и погодка… В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит!»
– Ксения!
– Да, – она обернулась и увидела знакомую фигуру – к ней через пустой перекресток бежал бывший муж. Сергея невозможно не узнать даже издалека – высокий, мощный силуэт; непокрытые длинные волосы разметал ветер…
– Садись, подвезу. Я тут мимо ехал.
– Перестань. Я через пять минут дома буду, – отмахнулась Ксения. «Господи, как неудачно… только душу бередить! Зачем? Алименты платит, с сыном я ему даю встречаться… Чего еще ему от меня надо?!»
– Ксения…
– Нет, спасибо! – Она побежала, прикрывая лицо капюшоном.
Сергей догнал, развернул ее:
– Погоди… я хотел с тобой поговорить. Специально ждал тебя, высматривал.
– Ты? Меня? – засмеялась Ксения.
– А что ты удивляешься? Давай все вернем, а? Ну послушай меня, Ксюша… – Сергей хотел ее обнять.
И сладко, и больно было Ксении слышать эти слова. Она мечтала их услышать. Но, с другой стороны, прекрасно понимала – это только слова, красивые и пустые слова.
– А, знаю, чего это с тобой творится! – опять сердито засмеялась женщина. – Ты тоже в курсе, что твоя бывшая за того рыжего замуж вышла? До тебя дошло наконец, что она никогда к тебе не вернется… Пусти.
– Кира тут ни при чем.
– Еще как при чем! – фыркнула Ксения. – Ты ж однолюб, по ней одной всю жизнь вздыхаешь… А я так, от безнадежности. Запасной вариант. Только я, милый мой, не хочу быть запасным вариантом. Я хочу быть единственной и неповторимой. Я хочу, чтобы мой мужчина думал только обо мне и не вспоминал годами и десятилетиями свою первую любовь…
– Ксения!
– Мне всё надо, понимаешь – ВСЁ! – закричала она мстительно и топнула ногой.
Сергей, схватив ее руку, не отпускал. Ксения же, придерживая капюшон, чтобы он не свалился с головы, продолжала кричать бывшему мужу в лицо сердитые, обидные слова, но, кажется, на Сергея это не действовало.
Не выпуская ее из объятий, он вдруг стал медленно опускаться. Опускался, опускался – до тех пор, пока Ксения не поняла – Сергей сейчас стоит перед ней на коленях.
И молчит, продолжая обнимать, уткнувшись лицом ей в живот.
Это были уже не слова. Произошедшее оказалось сильнее всяких слов. Сергей встал перед ней на колени – он, всегда такой спокойный, чуть отстраненный, никогда не совершавший ни одного глупого поступка, ни одного широкого жеста – ради нее, ради Ксении.