Она поморщилась, вздохнула нетерпеливо – «не верю, все равно тебе не верю!».
Но так хотелось верить. Что этот дурачок наконец понял, что только Ксении он нужен, только ей и их сыну. И что только она его любит – той самой, бескорыстной и бесконечной любовью, какую и ждут от своих половинок все люди на земле.
Оттолкнуть его или все же поверить?
Ксения опустила руки. Ветер немедленно сорвал с ее головы капюшон, плеснул в лицо снегом.
Она закрыла глаза и положила руки на затылок Сергею. Потом переместила ладони на его щеки, подняла его лицо вверх к себе, к своему лицу потянула.
Он понял ее жест – поднялся с колен и поцеловал Ксению. Но поцелуй длился недолго.
– Тебе не обязательно падать в грязь, чтобы доказать мне свои чувства, – чуть отстранив мужа, раздраженно произнесла женщина. – И миллиона алых роз мне тоже не надо. И луна с неба мне тоже не нужна!
– А чего тебе надо, скажи?
– Чтобы ты не листал каждый вечер альбом со школьными фотографиями. Чтобы ты не сидел с отсутствующим видом при мне и думал о ком-то другом. Господи, Крестовский, я тебя как облупленного знаю! О чем ты думаешь, чего чувствуешь…
– Вот ты веришь – я все последнее время думал только о тебе! – с жаром произнес он.
– Ну да… – недоверчиво буркнула она. – Я же все понимаю. У нас был случайный брак, по залету, как говорят. Конечно, ты был не обязан меня любить…
– Ксюша! Почему «случайный»? Да это же чудо, что мне так повезло… Это счастливый случай, понимаешь?! И ты сама чудо, а я дурак, не сразу мог оценить…
И Сергей опять ее поцеловал. На этот раз поцелуй длился гораздо дольше… Они уже не замечали ни снега, ни ветра, ничего.
Смеясь, и то и дело целуясь, не разжимая объятий, забыв о машине, брошенной где-то там, в переулках, они добрели до дома Ксении.
…Дверь им открыл Артем, сын. Посмотрел на родителей с удивлением, но вполне одобрительно и побежал на кухню:
– Бабушка… Там папа с мамой пришли!
– Вместе? – вздрогнув, спросила бабушка, жарившая оладьи.
– Ага. И улыбаются, и за руки держатся.
– Куда… Стой. Сиди здесь, не мешай родителям. Я им чай еще приготовлю. Поди, замерзли. Вон как ветер за окном свищет…
* * *
Конечно, никуда они не поехали, ни в какую Москву.
Ольга прямо чувствовала, как Кира ее ненавидит. Ну, не ненавидит, «ненавидит» – это слишком сильное слово, а вот «едва терпит» – точнее.
Кира не любила мать. Наверное, не могла простить Ольге своего детства, не могла простить того ужаса, который им всем пришлось пережить тем летом…
У самой же Ольги несколько раз менялось психологическое состояние после гибели Игоря.
Сначала Ольга переживала за Гелю, чья жизнь висела на волоске. Потом – за Киру, как бы старшую дочь не посадили в тюрьму. А дальше началось самое интересное, когда, казалось бы, все трудности были уже пройдены…
Ольга принялась плакать об Игоре. Она плакала так, что несколько раз теряла сознание. Она каждый день ходила на его могилу, и корила себя, и чуть не проклинала Киру… И даже Гелю Ольге не жаль было – если бы можно, она бы пожертвовала всеми своими родными, лишь бы вернуть мужа.
Ведь у них с Игорем была такая любовь, такая нежность… Ну да, бил, зато сколько любви! И он же хороший человек, он не виноват, что вел себя так…
Пусть бьет, но лишь бы живой. За одну его улыбку, за один его ласковый взгляд – себя в жертву принести не жалко…
Именно в этот период Ольга поняла, как к ней относится старшая дочь. Кира (которую как раз освободили из заключения) заявила матери раздраженно:
– Мама, ты чокнутая. Столько об отце плакать, так себя изводить… А ты знаешь, почему ты так делаешь? А я тебе скажу. И вовсе не потому, что ты любишь отца и тоскуешь по нему.
– Но я правда люблю его, я правда по нему тоскую! – со слезами на глазах возразила Ольга.
– Нет. Нет! Ты просто привыкла находиться в стрессовом состоянии, привыкла страдать. Ты не можешь жить, не испытывая боли, мучений… Раньше тебя мучил отец, и ты получала свою дозу страданий. А теперь отца нет, и у тебя началась ломка. Ну как же так, никто не бьет, не издевается, все тихо-спокойно… И ты сама стала мучить себя, изводить. Ты на себя взяла его роль, понимаешь, мама?!
Ольга тогда промолчала.
Но слова дочери запали ей в душу. В них заключалась какая-то правда… та правда, признать которую тем не менее Ольга была пока не готова.
Так или иначе, но переезжать в Москву Ольга не стала. И Гелю не отпустила.
В самом деле, переезд был актуален раньше – как побег от Игоря. Но сейчас-то Игорь не мешал! Тогда и переезд ни к чему…
Ольга жила в своем доме, с Гелей, в родном Светлорецке, устроилась даже на работу. Денег хватало, да и кое-какие накопления на книжке имелись… От помощи Киры и Тима Ольга отказалась – зачем помогать ей, не инвалид, не старуха еще!
Так и жила, плача ночами об Игоре.
Потом наступило лето.
Геля очень просилась в гости к старшей сестре. И Кира по Геле тоже скучала… Однажды, непонятно как и почему, Ольга вдруг собралась в Москву. Ну да, Кира звала, а Ольга вроде согласилась… Хотя напрямую и не договаривались. Как-то само получилось, да.
И поехали Ольга с Гелей в Москву, к Кире и ее мужу.
Первое время провели вчетвером довольно мило, в прогулках и разговорах… Но это внешне. А на душе у Ольги кошки скребли. Да и Кира, при всей своей приветливости на словах, смотрела угрюмо…
…Однажды, ранним августовским утром, Ольга проснулась в московской квартире старшей дочери.
Все еще спали.
Женщина встала, подошла к окну, выглянула на улицу.
Туман. Весь город был окутан молочно-белым туманом. Лишь смутные силуэты зданий и деревьев… И тихо так, спокойно. И в доме тихо, и снаружи. Расслабляющий, густой, неподвижный белый морок…
Ольга прислушалась к себе. Ничего не болело, даже странно. Обычно у нее всегда что-нибудь болело, кололо, прихватывало… А тут – ничего. Словно она родилась только что и не успела заработать еще ни единой болячки.
Тихо, спокойно. Нет боли, совсем. Ни в теле, ни в душе. Ну удивительно, правда! Даже вспомнив об Игоре в следующую минуту, Ольга не заплакала.
Просто стояла у окна и смотрела завороженно на туман. «Как будто новая жизнь началась. Другая совсем! Я не я, а другой человек!» – отметила про себя женщина.
И вспомнила, что там, у кровати, – ее новые туфельки, которые они вчера с Кирой купили в магазине. Кажется, зря купили, уж больно вычурные! Надо их сдать, наверное.
Ольга тихо достала туфли, примерила их. Походила по комнате. Какие же они красивые… Нет, жалко сдавать.