Он мрачно ухмыльнулся:
— А ведь я всего-навсего хотел быть вежливым.
Она проигнорировала его слова.
— Как голова — болит?
Он небрежно махнул рукой:
— Я отлично себя чувствую.
После этого в зале на мгновение установилось молчание.
— Ну, в чем дело? — спросила Элли, чтобы нарушить тишину, показавшуюся ей зловещей. — Почему ты попросил меня прийти в большой зал? Сразу хочу сразу предупредить: я не танцую.
Он пожал плечами:
— Мне здесь нравится. Я часто сюда хожу. Зал никогда не проверяют. Не знаю, почему.
Опустив одну ногу со стола, он повернулся к ней лицом.
— Я просто хочу понять, как вы с блонди оказались в летнем домике, когда все пошло к чертовой матери. По словам Гейба, он оставил вас в комнате отдыха в момент обсуждения весьма животрепещущей темы, касающейся туфель… губной помады или чего-то еще, о чем вы, девчонки, так любите трепаться. И вот пятнадцать минут спустя вы оказываетесь в летнем домике. Как такое могло случиться, Элли?
Она опустила глаза:
— Джу просто хотела найти…
Он грубо перебил ее:
— Хватит молоть чушь, Элли! Я тебе не Изабелла.
Удивленная его вспышкой гнева, она попыталась было придумать какой-нибудь другой мало-мальски правдоподобный ответ, но ничего подходящего не приходило ей в голову.
— Я… хм… мы…
Он молча сидел в кресле и сверлил ее взглядом.
Ей не хотелось выдавать Рут, но до зарезу требовалось узнать, какие секреты скрывает школа, а если кто и знал что-то о них, то это, несомненно, был ее визави.
— Короче, в комнату вбежала Рут и все нам рассказала…
В свете пламени свечей его глаза казались бездонными и непроницаемыми.
Когда Картер заговорил снова, в его голосе ощущался арктический холод.
— И что же она вам рассказала?
Элли скрестила на груди руки, вспоминая появление Рут. С бедняжки ручьем текла вода, голос прерывался от волнения, а в глазах стоял страх.
— Она сказала, что Фил и Гейб ранены. И еще одну странную вещь. Что у вас что-то там не заладилось.
Картер так быстро вскочил с кресла, что, казалось, его сдуло порывом ветра. Встав перед Элли и положив ей руки на плечи, он наклонился так низко, что его губы оказались в каком-нибудь дюйме от ее лица. Потом хриплым шепотом произнес:
— Ты должна хранить молчание о том, что сказала Рут. Поклянись.
Элли смотрела на него с испугом, а ее губы шевельнулись на долю секунды раньше, чем из них вырвался хоть какой-то звук.
— О’кей, даю слово, что буду молчать об этом. Я никому ничего не скажу, честно. Богом клянусь, Картер! Отпусти же!
Он мгновенно выпустил ее, как если бы только в эту секунду осознал, что сжимает ее уж слишком грубо.
— Ты мне чуть ключицу не сломал, — пробормотала Элли, растирая плечи. — У тебя с головой всегда так плохо?
Старательно делая вид, будто ничего особенного не случилось, он небрежно оперся о колонну и произнес:
— Извини, малость не рассчитал. Но Рут не должна была этого говорить, из-за ее трепа могут пострадать многие люди. И если они об этом узнают, ей несдобровать. Но я не хочу, чтобы у нее были неприятности, и ты тоже этого не хочешь, не так ли?
— Не беспокойся, приятель, — ледяным голосом процедила Элли. — Я уже сказала, что буду нема как рыба… Но коли у нас начался такой откровенный разговор, может, расскажешь мне, что все-таки произошло и какая злая сила чуть не порезала всех вас на кусочки?
Сунув руки в карманы, он одарил ее холодным взглядом, который было невозможно понять, после чего в комнате надолго установилось молчание.
— Что ж, спасибо за инквизиторский допрос с пристрастием, скрытые угрозы, неласковые слова и все такое прочее. Постановка удалась, мне все очень понравилось. Но скоро настанет комендантский час и мне, боюсь, пора возвращаться в свою комнату. — Элли постаралась придать лицу выражение легкого презрения и скуки, граничившей с равнодушием.
Картер посмотрел на нее так, как если бы хотел сказать что-то важное. Она даже почти уловила момент, когда он вдруг передумал и решил промолчать.
— Ты хорошо умеешь оказывать первую помощь, — вместо этого сказал он. — Интересно, где так навострилась? На Крымской войне?
Элли хотелось встать и молча уйти. Но она осталась, сама не зная, почему. Возможно из любопытства.
— В Лондоне, — ответила она. — На курсах оказания первой помощи в Организации девочек-скаутов.
Он фыркнул:
— Ты — и скауты? Никогда не поверю.
Она никак не могла понять, с какой стати продолжает этот легкий, ни к чему не обязывающий треп после того, как он вел себя с ней почти как Ганнибал Лектор [6] , но решила продолжать в том же духе и посмотреть, что из этого выйдет.
— Да, я была в скаутах. Только давно, когда еще пешком под стол ходила. Впрочем, такого рода умения и навыки остаются с тобой на всю жизнь. Бинтовать раны, ловить и засушивать насекомых, варить на костре еду — я могу делать все это до сих пор.
Картер коротко хохотнул, но Элли даже не улыбнулась.
— Послушай, Картер, что скрывается за всем этим? Я имею в виду вечернее происшествие. Вы что — устраиваете в темноте леса бои без правил или поножовщину?
Если бы у него на лице была дверь и он ее захлопнул, то, возможно, выглядел бы примерно так, как сейчас, поскольку после этой реплики его лицо превратилось в маску.
— Забудь об этом, — бросил он. — И никогда никого об этом не спрашивай. Во-первых, никто тебе ничего не скажет, а во-вторых, люди станут плохо к тебе относиться. — Он посмотрел на часы: — Уже почти одиннадцать. Пора расходиться по комнатам.
Картер задул свечи, и огромный зал погрузился в темноту. Направляясь к тому месту, где, по ее предположению, находилась дверь, Элли за что-то зацепилась и едва не упала, но Картер ее поддержал. Примерно секунду они стояли лицом друг к другу. Хотя Элли не могла как следует видеть его в сумраке, ей показалось, что на его лице проступило сожаление.
— Сюда, — сказал он, взяв ее за руку и ведя по совершенно темному помещению с уверенностью человека, знавшего здесь каждый закоулок. От его пальцев, сжимавших ее запястье, исходили сила и тепло. С другой стороны, ей не хотелось, чтобы он до нее дотрагивался — после эдакого допроса…
Так или иначе, но довольно скоро они достигли двери и, отворив ее, вышли, щурясь, в ярко освещенный коридор. Бросив исподволь взгляд на Картера, Элли заметила, что его лицо вновь превратилось в непроницаемую маску.