— А за что нас сажать?
— За то, что у меня из кошелька деньги пропали. Сейчас вас всех заметут за воровство.
Двое алкашей тут же смекнули, что я не дам им спокойно пить, и первыми покинули свое временное пристанище.
— Уходить надо, девка не в себе. Еще и в самом деле менты заметут.
Следом за этими двумя алкашами ушли все остальные, и дом моментально опустел. Мать забилась в истерике и принялась крыть меня на чем свет стоит.
— Прекрати кричать. — Я прислонилась к стене и вытерла выступивший на лбу пот. — Господи, мама, во что ты превратилась: за бутылку кого хочешь продашь. Кричи не кричи, но никаких пьянок здесь больше не будет, и ни один алкаш больше не переступит порог этого дома.
— Ты меня перед людьми опозорила! — орала пьяная мать.
— Перед какими людьми?
— Перед теми, с которыми я общаюсь.
— А с кем ты общаешься? С людьми, потерявшими человеческое лицо? — Взяв мать за руку, я потащила ее на улицу и решительно произнесла: — А ну-ка веди меня к своему Степану.
— Ты что надумала?
— Ничего. Просто нам жить не на что. Я же и подумать никогда не могла, что от родной матери нужно деньги прятать.
— Оля, да он ничего не отдаст.
— Посмотрим.
— Я тебе говорю, что он ничего не отдаст.
Мы подошли к продуктовому магазину, заглянули за угол, и моему взору предстала крайне неприятная картина: на деревянных ящиках сидели самые настоящие бомжи и пили водку. Когда появились мы с матерью, они удивленно на нас уставились.
— Кто из вас Степан? — грозно спросила я и с брезгливостью посмотрела на пирующих бомжей.
— Вот он, — мать ткнула пальцем в самого крупного мужчину. — Степан, дочь деньги обратно требует.
— Какие деньги?
— Которые ты у меня сегодня отобрал.
— Я у тебя ничего не отбирал.
— Я же говорю, он ничего не отдаст, — беспомощно произнесла мать.
— Какие деньги? Что ты несешь, курица? — прошипел немытый мужчина и достал нож. — А ну-ка, катись отсюда, а то я тебе сейчас такие деньги покажу, что они уже тебе никогда не понадобятся. Дура!
Посмотрев на нож, я поняла, что мать и в самом деле была права и никто мне ничего не отдаст. Конечно, можно было припугнуть этих типов милицией, но ведь ни один милиционер не будет связываться с бомжами, хотя бы потому, что с них нечего взять. Да и мать отдала эти деньги скорее всего добровольно.
— Мама, и ты состоишь с этим бомжом в близких отношениях и пускаешь его к нам в дом? — с отчаянием спросила я и, не обращая внимания на нож, со всей силы ударила ногой по деревянному ящику, уронив недопитую бутылку водки на землю. — Еще раз подойдешь к моей матери или ступишь на порог нашего дома — я тебя сама твоим же ножом зарежу!
Взяв мать за руку, я повела ее прочь от бомжей и принялась стыдить, чтобы она почувствовала хоть какую-нибудь неловкость за то, что докатилась до такой жизни.
— У нас денег нет, понимаешь?!
— Ну, прости меня, доченька, — жалобно говорила мне мать, дыша на меня перегаром.
— Я твое «прости» на хлеб не намажу и сестер не накормлю.
— Прости…
Вернувшись домой, я распахнула дверь спальни и разбудила спящую Дашку.
— Ты где всю ночь шаталась? И почему в школу не ходишь?
— Ты что, не с той ноги встала?
Взяв сестру за плечи, я хорошенько ее тряхнула и, отчетливо выговаривая каждое слово, произнесла:
— Уже все знают, что ты на трассе стоишь.
— Что ты несешь? — перепугалась сестра.
— Ты как со старшими разговариваешь?! Я тебе что, подружка?
— Не кричи на меня.
— Я смотрю, пока я с вами не жила, вы здесь все просто сошли с ума. Одна на панель вышла и школу забросила, другая спилась да с бомжами связалась, только Тонька еще человеческое лицо не потеряла!
— Оля, а ты к нам жить вернулась, что ли? — протерла заспанные глаза сестра.
— Вернулась.
— А может, ты лучше будешь жить там, где жила?
— Нет. Теперь я буду жить с вами.
— Что-то шуму от тебя много.
— Привыкнешь. Теперь вам всем придется ко многому привыкать. Теперь ты всегда будешь ночевать дома и ходить в школу. Ладно, отсыпайся. Позже серьезно поговорим.
Посмотрев на едва вменяемую мать, я указала ей на соседнюю кровать и холодно произнесла:
— Тебе тоже не мешает выспаться, а после привести себя в божеский вид.
— Пусть она в другой комнате отсыпается, — поморщилась Дашка. — От нее перегаром несет и бомжатиной какой-то. Почему я этим дышать должна?
Я открыла окно:
— Так лучше? Сейчас Тонька придет и сядет в соседней комнате уроки делать.
— Не смеши! Она их в жизни не делала.
— Теперь будет. И ты тоже.
Дашка отвернулась к стене, давая понять, что она хочет спать. Уговорив мать тоже поспать, я закрыла за ними дверь и, услышав звонок мобильного телефона, почувствовала, как бешено заколотилось в моей груди сердце. Я была уверена, что звонит Олег, но, увидев, что на дисплее мобильного высветился номер Алины, испытала настоящее разочарование.
— Оля, ты сегодня в спортивный клуб приедешь? — поинтересовалась Алина.
— Нет, — с горечью ответила я ей. — Меня Олег бросил.
— Почему?
— Алина, долго рассказывать, да и слишком больно мне об этом говорить.
От безысходности я зарыдала в трубку и вновь уселась на ступеньку.
— Алина, как мне плохо! Ты даже не представляешь, насколько. Как же больно падать…
— Скажи, где ты. Я сейчас к тебе приеду. Выговоришься, станет легче.
Не раздумывая, я назвала Алине свой адрес и принялась тупо ждать ее на крыльце.
Через некоторое время к дому подъехал огромный джип, и из него выскочила Алина. Она подозрительно огляделась по сторонам и торопливо спросила:
— Оля, ты что здесь делаешь?
— Я здесь живу.
Мне было стыдно приглашать Алину к себе в дом, поэтому мы сели на одну из ступенек крыльца, застелив ее газетой. Вскоре из школы вернулась Тоня, которая испуганно покосилась на Алинину машину и быстро проскользнула в дом.
— Это моя сестра. Младшая. Пока самая положительная из всей нашей семейки Адамс, — поспешила объяснить я Алине.
— А что, все остальные — только отрицательные персонажи?
— Представь себе! Один другого хуже.