С момента возвращения из Туниса прошло два с половиной месяца. Что, если все вернулось? И он снова начал забывать?..
Думать об этом было страшно. Чтобы отвлечься, Энгельс включил компьютер и запустил новую стрелялку. А картину можно позже повесить!
Нина не понимала, что с ней происходит. Еще вчера она совершенно спокойно смотрела на Акимина, разговаривала с ним, дотрагивалась до него, а сегодня от одного взгляда, брошенного им слова, касания ее обдавало жаром. Ощущение было новым, оттого пугающим. Нина так привыкла контролировать свои эмоции, что, когда у нее перестало это получаться, растерялась.
– О чем задумались? – услышала она его голос и вздрогнула. Вдруг ее мысли отразились на лице, а ей не хотелось показывать Акимину своих чувств.
– Да так… Мысли дурацкие лезут в голову.
– Гоните их подальше! – Роман потянулся к бутылке минералки, открыл ее и с наслаждением отпил. – Объелся соленых огурцов, теперь обопьюсь. Ваша матушка исключительно их готовит. Я давно не ел такой вкуснятины.
– Да, мама спец по консервированию. Я же пошла не в нее. Совсем ничего не умею.
– Вы вообще разные, хотя внешне похожи. Обе красавицы. Но характеры, как мне кажется, диаметрально противоположные.
– Вы правы. Мама у меня боевая, шустрая, шумная. Особенно в молодости такой была. Я же спокойная, медлительная и компаниям предпочитаю одиночество.
– Я так и понял. А каким был ваш отец?
Нина вздрогнула. Каким был ее отец? Ей самой хотелось бы это знать…
– Я и на него не похожа, – ответила она, вспомнив человека, которого все эти годы считала папой. Он им и был, ведь именно Водянов ее растил.
– Он жив сейчас?
– Нет. – И это касалось обоих отцов. Водянов умер два года назад. Но Нина даже на похороны не ездила, потому что отец переехал в Литву еще в конце девяностых, а у нее не было загранпаспорта, чтобы туда попасть.
– А мой, слава богу, жив, здоров. Как и мама. Смотрю на них и не нарадуюсь. Представляете, они тридцать два года женаты, а до сих пор за ручку ходят. Редко, правда. Они оба люди занятые. Но если куда-то вместе направляются, то только так.
– Здорово! А мои родители друг друга не любили. Они развелись, когда я еще в школе училась.
– Переживали?
– Нисколечко. Даже радовалась. Вдвоем с мамой нам стало намного спокойнее.
– Он что, пил?
– Нет, наоборот. Не пил, не курил, ел только здоровую пищу, моржевал и… Сводил нас с ума своей правильностью.
Акимин закатил глаза.
– Да, я таких людей тоже с трудом выношу.
И он принялся рассказывать об одном своем коллеге, проповедующем сыроедение. История была смешная, и говорил Роман очень складно, но Нина его слушала вполуха. А все потому, что завороженно следила за его лицом и плохо различала слова. Такое часто показывают в мелодраматических фильмах. За кадром играет романтическая музыка, заглушая речь одного из героев, а глаза второго дают крупным планом, чтобы зритель прочел в них всю гамму испытываемых эмоций…
– Вы опять задумались! – эти слова вернули Нину к действительности.
– Нет, я слушаю… Вы рассказывали о том, как поручили коллеге написать статью о каннибалах. Это было жестоко!
– Но ведь каннибализм, по большому счету, сыроедение! Людское мясо тепловой обработке не подвергалось.
Тут затренькал его мобильный, и Роман поднес телефон к уху.
– Да, Костя, слушаю.
Нина не слышала реплик звонившего. Акимин говорил мало, но эмоционально. Чаще слышались восклицательные междометия. Разговор закончился минуты через две. Убрав телефон, Роман побарабанил пальцами по рулю, затем сказал:
– Представляете, Нина?.. У Василия, оказывается, была дочь.
– Да вы что? И кто вам об этом сообщил?
– Мой друг, Костя, опером работает в прокуратуре.
– Он занимается делом Василия?
– Нет. Но он в курсе. Так вот сегодня к следователю был вызван некто Авербух Станислав Данилович.
– Кто это?
– Можно сказать, импресарио Василия. А кроме того, близкий его друг. И вот этот Авербух сообщил, что у Разина есть внебрачная дочь.
– Ее личность установили?
– Пока нет. Но за этим, думаю, дело не станет. Наследники, как известно, быстро находятся.
– А что, этой дочке что-то причитается?
– Конечно. Если она докажет свое родство с Василием, ей достанется половина его состояния.
– Да какое уж у него состояние?
– Нина, вы что, с Луны свалились? «Магический» бизнес приносит колоссальные доходы. А Василий считался одним из лучших практикующих экстрасенсов. И самым высокооплачиваемым. Так что состояние Василия наверняка очень недурственное. А если еще учесть тот факт, что даже на смерти колдуна можно сделать деньги, то перспектива для наследников вырисовывается радужная. – Акимин невесело усмехнулся. – Представляю, что станет с Радиком, когда он узнает! И даром его обделили, и наследством… Бедный парень!
Он выглянул в окно и сообщил:
– Нина, в пяти минутах езды мой дом. Поедемте ко мне, попьем чаю?
Нина согласна кивнула. Мысли ее были далеко…
Радика снова посетило видение. Короткое, но очень четкое. Он увидел руку с зажатым в ней атамом. На его лезвии блестела кровь и… снежинки. А черную рукоятку обхватывали тонкие длинные пальцы, унизанные серебряными перстнями. Самый крупный был размером с грецкий орех. Его венчал синий агат. На нем тоже поблескивала капля крови…
Радовский тряхнул головой. Картинка исчезла. Но на глаза тут же попался перстень. Тот самый, с синим агатом. Он был на его безымянном пальце. Радик никогда не снимал этот перстень, считая его магическим. Радовский поднес его к глазам близко-близко и стал рассматривать камень. Что он хотел увидеть? Кровь? Следы ее?
Радик встряхнулся. Вытер руку о штаны и убрал за спину. Но окончательно пришел в себя только тогда, когда услышал оклик:
– Родион, ты где?
Так Радовского звать мог только Влад. Он упорно не желал обращаться к сыну своего учителя как к Радику, а тем более Радовскому. Называл исключительно Родионом, как отец.
– Родион?
Влад показался в дверях. Глаза опухли, покраснели, кончик носа набряк. «Рыжим нельзя плакать, – язвительно заметил про себя Радик. – Становятся похожими на лабораторных мышей или кроликов…»
– Там пришли, – сказал Влад. – Из полиции. Или как они там себя сейчас называют?
– Кто они?
– Кто занимается расследованием убийств. Я чувствую их приближение.