Санин обратился к следователю, и тот разослал официальный запрос в столичные банки. Результат — отрицательный. Уварова имела только один счет — в сбербанке. И там лежали тысяча триста пятьдесят рублей пятьдесят шесть копеек. Проверка сотрудников агентства недвижимости и банка-посредника тоже ничего не дала. Те, кто хотя бы приблизительно подходил под описание «молодой привлекательный мужчина», смогли убедительно доказать, что по крайней мере в один из тех дней, когда Уварова с таинственным В. ходила по театрам и ресторанам, они находились в другом месте.
Все это кропотливый Санин накопал за неделю.
— Знаешь что? — сказал начальник с состраданием глядя на осунувшегося лейтенанта. — Плюнь ты на это дело! У меня лично был случай, когда одна дамочка наплела в своем дневнике столько небылиц, что всему уголовному розыску за год не распутать. Не было у твоей Уваровой никакого жениха! Она сама его придумала для подслащения горькой жизни. А деньги на бегах спустила.
Андрей Юрьевич пытался возражать, но получил приказ заняться другими делами. А если ему себя не жаль, пусть продолжает свои изыскания в свободное от работы время.
Но расследование зашло в тупик, и в свободное от работы время заниматься Санину было нечем. Он думал. Перечитывал дневник и думал. Кто этот В.? Если верить дневнику, он занимает немаленькую должность в какой-то частной фирме. Вряд ли он солгал Уваровой, ведь она звонила на работу, разговаривала с его секретаршей. А могла бы и приехать, чтобы лично убедиться, существует ли фирма и работает ли там ее суженый. Анна Леонидовна, по крайней мере в первую пору знакомства с В., не страдала излишней доверчивостью. А В., судя по всему, неплохой психолог и совсем уж нагло обманывать подозрительную дамочку не рискнул бы. Но если он шишка в какой-то фирме и хорошо зарабатывает, то зачем ему ее деньги? Не миллионы ведь. Тридцать пять тысяч — это для учительницы целое состояние. Или для милиционера. А для руководителя или одного из руководителей фирмы — мелочь. Ну, не мелочь, но все равно… Убивать из-за них высокооплачиваемый работник не станет.
А может, В. все-таки обманул Уварову? Может, он ни в какой фирме не работает? Снял на месяц помещение под офис, нанял девицу на телефонные звонки отвечать — вот тебе и фирма. Да, но аренда помещения под офис стоит немало. И зарплата девице — какие-никакие, а все же деньги. А если расходы не окупятся? Если бы Уварова отказалась выйти за него или просто не упомянула о своих деньгах? Все усилия и затраты — коту под хвост?
Вот если бы В. был профессиональным мошенником и обрабатывал по несколько дамочек зараз…
Санин подскочил. Конечно! Почему он сразу не подумал?
На следующий день он приступил к изучению сводок происшествий по городу, начиная с января. После двух недель каторжного труда, бесчисленных звонков, разъездов и просмотра нескольких перспективных дел у него возникло искушение все бросить. Ничего похожего на свой случай он не нашел.
Но великие сыщики не сдаются. Санин поднял материалы за прошлый год. И сразу нашел то, что искал. Во всяком случае, внешне все выглядело очень похоже.
Бирюкова Любовь Ивановна, тридцати семи лет. Работница одного из московских хлебозаводов. Найдена мертвой на скамье в парке. В кармане — предсмертная записка.
Санин связался с ОВД округа, на территории которого имело место происшествие, и вышел на оперативника, расследовавшего этот случай.
— Да самоубийство, типичное самоубийство! — заверил тот. — Накачалась снотворным, запила коньячком. Записку оставила: «Никого не вините. Я сама так решила». Нет, подписи не было, но писала она — точно. Заключение экспертизы… Деньги? Ну, лежало сколько-то на книжке… Не помню сколько, но ради такого наследства не убивают, ты уж мне поверь. Точно, мать у нее преставилась чуть меньше года тому… Мы и решили, что покойница того… не перенесла… Да приезжай, если тебе нужно, только, по-моему, копать здесь нечего.
Однако Санин нашел, что копать. Бирюкова была родом из Подмосковья. Ее родители прожили в деревне до конца дней и последние несколько лет фермерствовали. Завели небольшое тепличное хозяйство, выращивали цветы и овощи. После смерти матери, которая пережила отца всего на полтора года, Любовь Ивановна продала дом, участок, оборудование и теплицы за 50 тысяч долларов.
Куда девались деньги, никто из знакомых Бирюковой не знал. Она, как и Уварова, была особой скрытной и недоверчивой, языком трепать не любила, задушевных подруг не имела. На вопрос, не было ли в жизни Любови Ивановны какого-нибудь мужчины, соседи Бирюковой и товарки по работе отвечали со смешком: «Не замечали. Да вы фотографию-то ее видели?»
Фотографию Санин, конечно, видел. Внешность Любови Ивановны и впрямь не располагала к нежности. Лоб крутой, как у бычка, взгляд сердитый, исподлобья. Нос широкий, ноздри распластаны. Отвисшие щеки, двойной подбородок. Как только В. сумел к такой подступиться? И неужто такая суровая мадам отдала ему деньги? Но, похоже, что так. Ни денег, ни их следов нигде не обнаружилось.
С другой стороны, не обнаружилось и следов самого В. Дневника покойная не вела, а в компании с молодым интересным мужчиной ее никто никогда не встречал. В результате бесконечных бесед со знакомыми удалось выяснить только, что покойница перед смертью начала чудить. Исчезала по вечерам из дому, да в разговорах вдруг замолкала или ухмылялась не к месту. Не иначе как рассудком тронулась, бедняжка.
Санин снова зарылся в архивы. И снова нашел похожее самоубийство. Но не слишком похожее.
Лариса Васильевна Ильина повесилась у себя в квартире, предварительно крепко выпив. Записка: «Да пошли вы все к дьяволу! Там и встретимся» — лежала на столе под пустой бутылкой. Подписи не было. Отпечатки пальцев на бутылке и рюмке принадлежали покойной.
Ильиной тоже было под сорок. Но, в отличие от Уваровой и Бирюковой, она была веселой разбитной бабенкой. Работала косметичкой в парикмахерской, попивала, меняла мужиков как перчатки и вообще относилась к жизни с веселым цинизмом. «Живите, пока молодые, девки, — наставляла она подружек по работе. — Старость длинная, успеем грехи замолить».
Но где-то за месяц до смерти Лариса вдруг начала меняться на глазах — сделалась мягче, тише, разогнала кавалеров. На вопросы подружек отвечала с улыбкой: «Я, кажется, влюбилась, девчата. Ой, не спрашивайте, не хочу говорить! Боюсь сглазить». После ее смерти все единодушно решили, что она покончила с собой от несчастной любви. Милиция пыталась найти героя ее последнего романа, но безуспешно. Соседи давно перестали обращать внимание на мужиков, шастающих к «непутевой Лариске». Правда, одна глазастая бабуся заметила, что в последнее время ходил только один ухажер. «И поприличнее прежних-то. Высокий такой, чернявый, одет хорошо. Цветочки все носил». Но лица она не разглядела. «Я и видела-то его раза три, не боле, и все больше со спины. Разок только столкнулась с ним нос к носу, да в подъезде темно, шантрапа все лампочки перебила. Тут, поди, разгляди чего!»
И еще одно отличие заставило Санина усомниться, его ли это случай. Покойная Лариса Васильевна не получала наследства. Мать она потеряла много лет назад, отца у нее вообще никогда не было. То есть был, конечно, но прав на отцовство никогда не заявлял. Материнская родня (родной дядя и две двоюродные тетки) пребывала в добром здравии, да и в любом случае у них имелись наследники поближе Ларисы.