— Инна, вы верующая?
От неожиданности она перестала плакать.
— Почему вы спрашиваете?
— С точки зрения верующего, нет греха страшнее самоубийства. И если вы верите, для вас было бы некоторым утешением узнать, что Олег не покончил с собой.
— Что?! Откуда вы знаете?
— Утром четвертого августа Варваре позвонила какая-то женщина и, назвавшись именем ее бывшей одноклассницы, умоляла приехать по некоему адресу. Адресу Доризо, как выяснилось позже. Поскольку женщина рыдала и отказалась что-либо объяснить по телефону, Варваре ничего не оставалось, как поехать. Подойдя к двери, она увидела, что из замка торчит ключ, и заподозрила ловушку, а потому не стала заходить в квартиру. Позже один из соседей вызвал милицию, которая и обнаружила тело. Конечно, звонок и ключ в двери ничего не доказывают, но делают версию самоубийства, мягко говоря, маловероятной. У Олега был запасной ключ от квартиры?
— Был. Но он хранил его на работе. В сейфе. На случай, если потеряет свой.
— Тогда нужно выяснить, лежит ли он в сейфе до сих пор. Если лежит, то, скорее всего, произошло убийство. К Доризо пришла неизвестная нам женщина, отравила его, позвонила Варваре и ушла, оставив в замке ключ, чтобы Варвара вошла в квартиру.
— Но зачем?
— Должно быть, из ненависти. Хотела свалить убийство на нее. Кстати, Варвара ведь приходила к вам недавно. Могу я спросить, Инна, почему вы не пожелали с ней разговаривать?
— О Господи! — Она замерла, потом закричала: — Вы подозреваете, что Олега отравила я? Да вы что! Как вы могли такое подумать!
— Я так не думаю, — быстро сказал Прошка. — Но все-таки ответьте на мой вопрос.
— Ох! — Инна явно была в замешательстве. Судя по мечущимся глазам, она лихорадочно придумывала правдоподобное объяснение. — Не знаю, поймете ли вы… Она ужасно обошлась с Олегом. Он пришел ко мне в полной растерянности. Я никогда его таким не видела. «Инна, — говорит, — у Виктора серьезная проблема. (К тому времени я уже знала, что Виктор — выдумка). Помнишь Варвару? Она побила все рекорды женской непоследовательности. Сначала у Виктора все шло как по маслу. Познакомился, уговорил девушку зайти, накормил обедом. Мадемуазель шутила и смеялась, явно получая удовольствие от беседы и всего прочего. Через неделю он поджидает ее на улице с необъятным букетом, всем своим видом показывая, что стоит тут и ждет ее целую вечность. И что бы ты думала? Варвара видит его и точно с цепи срывается». «А что ее взбесило?» — спрашиваю я. «Понятия не имею. Она много чего наговорила, но суть сводится к одной фразе: „Прочь с глаз моих!“ Ты что-нибудь понимаешь?» Я предположила, что Виктор выбрал неудачный день, у женщин такое случается. «И что нам теперь делать?» — спросил Олег. «Пусть Виктор попробует послоняться некоторое время в отдалении. На глаза этой варварше лучше особенно не лезть, но на заднем плане мелькнуть не помешает. Смесь деликатности и постоянства должна произвести впечатление. А где-нибудь через месяц можно будет повторить попытку». — Инна умолкла и, видно, сама поняла, что ничего не объяснила. — Олег после этого случая стал такой грустный. По его словам, Виктор дневал и ночевал под окнами Варвары и несколько раз попадался ей на глаза, но она смотрела сквозь него. Я злилась на нее ужасно. А в тот день, когда она пришла ко мне домой… Я накануне узнала о смерти Олега… Ну не могла я с ней разговаривать. Меня от одного ее вида трясло…
И все равно объяснение выглядело неубедительным.
— Из-за того, что Варвара не желала принимать ухаживания Олега? — недоверчиво спросил Прошка.
Инна потупилась.
— Не совсем. Ладно, если уж вам так интересно… Однажды, месяц с лишним назад, меня остановила одна старуха. Она жила в соседнем подъезде с Олегом. Недавно умерла от инсульта. Первый удар с ней случился уже давно, и последние годы она провела в инвалидном кресле. Родственники часто вывозили ее во двор и надолго там оставляли. Старуха все обо всех знала — ей не осталось других развлечений, кроме как наблюдать за соседями. Так вот, Олега она очень любила. Он всегда останавливался с ней поговорить, передвигал ее кресло в тень, если ей мешало солнце… В общем, она души в нем не чаяла. А меня ненавидела. Считала, что я окрутила его и бросила. И Олежек из-за меня смотреть не может на женщин. Ну вот, месяц назад прохожу я мимо нее, и она меня окликает. «Конец пришел твоим чарам, — говорит. — У Олега появилась девушка. Варварой звать. Я вчера видела их вместе. Черненькая такая, темнобровая! Симпатичная, хоть и худышка». Представляете, каково мне было это слышать? Получается, Олегу удалось наладить с Варварой контакт, а он мне — ни словечка. Мне, автору романа! Пусть ему не хотелось признаваться, что Виктор — его выдумка, но от лица Виктора он мог рассказать! А раз не рассказал… Что с вами, Андрей? У вас такой вид, будто вас мешком по голове огрели.
— Так оно и есть, — пробормотал Прошка, глядя перед собой пустыми глазами.
Глава 21
Я не разделяла беспокойства Марка по поводу исчезновения Прошки. Если у него накануне действительно разыгралась мигрень, то отлеживаться в квартире с двумя старушками соседками, которые наверняка бы устроили из-за недомогания любимца жуткий переполох, было просто глупо. В этом случае Прошка, скорее всего, укрылся дома у Марка или Леши, благо ключи у него имелись. Мог бы, конечно, и предупредить в записке, но, вероятно, удачная мысль посетила страдальца позже, когда он уже покинул мой кров. Не исключался и другой вариант: Прошка сказался больным нарочно, чтобы избавиться от нашего общества и навестить одну из своих многичесленных кисок, по которой внезапно соскучился. Сделать это в открытую он в такую минуту, разумеется, не рискнул, справедливо опасаясь нашего неодобрения.
Все это я высказала Марку, но его не отпустило.
— Поезжайте без меня, — сказал он. — Если не удастся разговорить Гелениного петуха, пусть Генрих попытается втереться в доверие к самой Гелене. Возможно, компания разобьется на парочки, и вам представится случай познакомиться с хозяевами дачи или с другими гостями. Обойдите еще раз соседей — вдруг вспомнят что-нибудь полезное. А я, как только найду Прошку и надаю ему по шеям, займусь Белоусовой.
Так и вышло, что в логово зверя мы отправились с Лешей и Генрихом. Если есть на свете люди, менее склонные к насилию и жестокости, я бы не пожалела времени и денег на самую дальнюю дорогу, чтобы посмотреть им в глаза. Я и сама — воплощенное миролюбие, но в состязании с этими двумя пальма первенства мне не светит.
Хуже всего то, что уж очень невысоки были шансы у нашего трио вытряхнуть чистосердечное признание из человека, признающего в качестве аргумента лишь крепкие кулаки в комплекте со зверской рожей. Не верила я и в способность Генриха вызвать на откровенность такую скользкую особу, как Гелена. Посему нам оставалось надеяться только на соседей и на болтливость кого-нибудь из собутыльников невесты с женихом — если нам повезет и компания хотя бы ненадолго разбредется.
Начать решили с соседей. Нам без труда удалось втереться в доверие к милой немолодой женщине, обитавшей справа от наших дачников. Даже не понадобилось предъявлять фальшивое сыщицкое удостоверение Генриха. Звали соседку Натальей Григорьевной. Я в двух словах рассказала ей о загадочном звонке, ввергшем меня в неприятности, объяснила, что звонившая назвалась именем моей бывшей одноклассницы, которая сейчас гостит здесь, за забором, и спросила Наталью Григорьевну, насколько она в курсе соседских перемещений за последнюю неделю. Та признала, что у соседей нет от нее тайн, поскольку заборчик, разделяющий участки, вполне звукопроницаем, а компания подобралась голосистая. Все свои планы они обсуждают подробно и многократно. Видимо, не хотят, чтобы у кого-нибудь из глуховатых обитателей дачного поселка появились основания обвинить их в скрытности.