– Кто б сомневался, – тоном усталой покорности протянула Кисонька.
– Я! – возмутилась Мурка. – Я думала, у него в голове хоть какие-то мозги есть. – Она присела на корточки у валяющейся на песке тушки и задушевно спросила: – Мотя, это ты шпану на нас натравил?
– Да! – взвизгнул Соболев, попытался глянуть Мурке в глаза, но его взгляд испуганно метнулся в сторону. – Я с балкона видел, как вы из пансионата смотались, и за вами пошел! Ты не имела права так разговаривать с моей мамой!
– За маму вступился? – протянула Кисонька. – Уважаю, уважаю… – Она выпустила из рук махровый жгут, сжала кулаки и замерла в стойке. – Ну давай, я готова!
Мотя попытался спрятаться за металлическим столбом грибка.
– Я девчонок не бью! – пронзительным фальцетом пискнул он.
Кисонька безнадежно опустила руки:
– Мотя, ты нанял гопников, чтоб они нас побили!
– Это вы их побили! И меня! И маму хотели! Вы хулиганки! Вы… вы не имеете права!
– И снова я удивляюсь людям, – вздохнула Кисонька – ночь и драка как-то провоцировали желание пофилософствовать. – Сперва он пытал нас песнями, потом его мама гонялась за нами на машине, потом притащился за мной в Бердянск, куда его никто не звал, натравил на нас шпану – и мы не имеем права!
– Я вовсе не за вами потащился – не хватало за девчонками бегать! – Мотя выбрал самое уязвимое место в Кисонькиной речи. – Я к отцу приехал!
– Который тоже бегает. От тебя, – припомнила Кисонька злобные откровения Мотиной мамы.
– Тот еще гад! – радостно подтвердил Мотя. – Ничего для меня не делает!
– Зачем ты тогда к нему приехал?
– Так он мой новый клипак оплачивает. В аквапарке и будем снимать, – простодушно пояснил Мотя.
– Это у тебя называется «ничего»? – не выдержала Мурка.
– Он на самом деле знаете, сколько бы мог? – искренне возмутился парень. – На местное телевидение пропихнуть, даже свою программу мне сделать – так нет, отказался! Рылом ты, говорит, сыночек, для телевидения не вышел!
Близняшки захихикали. Мотин папа не прав: рылом его сыночек скорее «перешел». Не у всех же телевизоры с диагональю в 32 дюйма, у некоторых и маленькие есть, в них Мотя точно не поместится!
– Вы видели, где он нас поселил? – продолжал возмущаться Мотя.
– Мы там сами живем, – кротко напомнила Кисонька.
– То вы! – отмахнулся Мотя. – А я звезда, мне нужны условия! Ты бы слышала, что он сказал, когда я ему райдер [9] выслал…
Девчонки снова захохотали – они не слышали, но могли представить физиономию папы, который скрепя сердце согласился отстегнуть денег на никому не нужный клип, а милый сыночек еще и райдер выставляет! Теперь понятно, за что старший Соболев Мотю с мамой в пансионат запихнул.
– Аквапарк свой он дал, чтоб за натурные съемки не платить – я-то на Канарах снимать хотел! Жлоб мой папаша, прижимистый, неблагодарный жлоб! – припечатал артист. – У него такой сын, а он… Ничего, он еще увидит! – Физиономия у Моти стала мстительной. – Будет такой клип… такой! Мы зажжем этот аквапарк! Мы его… взорвем! – Мотя вскинул пухлые кулаки к небесам и тут же взвыл, хватаясь за плечо и грудь. – Уй-юй! Плечо! Рука! Спина! Как я играть буду? А петь? Вы ж меня искалечили! Вам… вам это даром не пройдет! Моя мама… в суд! Папаша ваш завод продаст, чтоб расплатиться!
– Мотя, это ты на нас шпану натравил! Чтоб они нас избили! – изумилась Мурка.
– А свидетели? – хитро ухмыльнулся Мотя. – Свидетелей нет! А у меня травмы – каждую сфотографирую, дайте только до пансионата добраться! Жертва – я! Не отвертитесь!
– У нас один выход! – тоном трагической решимости сказала Мурка. – Он не должен добраться до пансионата!
– Действительно, зачем нам морока с судом? – хладнокровно согласилась Кисонька. – Придется тебя, Мотя, добить.
– Вас посадят! – предостерегающе сказал Мотя – в угрозу он не поверил, но забеспокоился.
– А свидетели? Свидетелей нет! – повторяя Мотины слова, развела руками Мурка. – А тебя наверняка видели, когда ты с гопниками разговаривал. Так что они – подозреваемые, мы – чистенькие, а ты – труп на пляже! – И накинула на Мотю свое мокрое полотенце. С другой стороны с полотенцем в руках на него налетела Кисонька – с мокрой махровой ткани Моте на физиономию сыпался песок.
– Вы что… Пустите! А-а-а-а!
Он пытался вскочить, но мокрая тряпка плюхнулась ему на голову, вторая обернулась вокруг плеч, девчонки навалились сверху, опрокидывая Мотю в песок. Он забился, изо всех сил брыкаясь и выворачиваясь, но… через пару секунд крики сменились глухим гудением, а сам Мотя походил на толстый и мокрый махровый сверток – полотенца обернули голову, стянули плечи и руки, оставив свободными только ноги. Мурка с усилием завернула края полотенец в хитрый узел и удовлетворенно вздохнула.
– Ну вот, теперь все аккуратно будет! – наклоняясь к прячущемуся под полотенцем Мотиному уху, громко прокричала она. – По голове долбанем – и готово, даже мозги по пляжу не разбрызгаются, а то представляешь, как людям завтра утром неприятно будет!
Мотя снова забился – видно, представил.
– Кисонька, неси камень побольше. Смотри, какой замечательный булыжник! Тяжелый? Конечно, тяжелый, башка-то тоже – дубовая! – Мурка похлопала Мотю по обтянутой махрой голове. – Сейчас помогу! – Она поднялась и, не сводя с пленника глаз, тихонько попятилась назад.
Рядом, прихватив их шорты и пакет, аккуратно отступала Кисонька. Мотя снова задергался.
– Вот уже несем, несем, – немедленно подала голос Мурка.
Соболев испуганно замер. Девчонки повернулись и длинными бесшумными прыжками рванули прочь с пляжа.
– Придется все-таки сказать парням, что мы на море ходили, – на ходу натягивая футболку, бросила Мурка. – А то вдруг Мотя окажется еще больший дурак, чем я думаю, и расскажет, как две девушки связали его полотенцами и бросили на пляже. Должен же кто-то подтвердить, что мы всю ночь зависали на Вадькином ноуте и носа из пансионата не показывали.
Сытный завтрак и веселый чемоданчик
– Надо было согласиться с Севой и подать на директоршу в суд!
– За холодильник, который нас чуть не убил? – уточнила Мурка.
– Нет! – почти прорычала Вадькина мама. – За отбивные, которые уже почти скисли! Проклятый холодильник так и не работает! – Надежда Петровна стукнула кулаком по крышке. Агрегат покачнулся.
– Мама! – донесся Вадькин вопль. Он по плечи скрывался внутри холодильника – будто его туда засунули вместо отбивных и прочей снеди.
– Извини! – раздраженно буркнула Надежда Петровна. – Долго еще?