— Думаешь, это хорошо?
— Не знаю, Тори. Может быть, лучше всего нам уйти отсюда и забыть обо всем. — Луис задумчиво смотрит, как гаснет день. — Понимаешь, города просто не может быть здесь — вот такого, в таком виде. Возводился он не человеческими руками, и материал для строительства доставили сюда не люди. Не было тогда таких технологий! А значит, есть в нашей истории что-то такое, о чем человечество позабыло. Причем, возможно, к лучшему. Пойду-ка я принесу нашу одежду — наверное, уже высохла.
Ночь упала на нас неожиданно. Я слышу, как возится, устраивая поудобнее поврежденное тело, Эд, но так устала, что хочу лишь одного — спать. И потому пропускаю момент, когда Луис осторожно целует меня в висок. У меня просто нет сил, чтобы убить негодяя. Ничего, убью завтра.
Луна, заглядывающая в комнату, такая белая и огромная и так близко, что кажется — вот она, подними руку и коснешься. Я пялюсь на нее, проснувшись ни с того ни с сего среди ночи. Парни спят, а я таращусь на луну, не понимая, что меня разбудило. Тьма вокруг не такая уж безусловная, учитывая лунный свет, превращающий ее в серебристый туман. Он стелется сквозь проем двери и отверстия окон, а где-то вдалеке слышны голоса и смех. Вот кто-то пробежал по улице — чьи-то босые пятки стучат быстро и уверенно. Пожалуй, выгляну-ка и посмотрю, кого там черти носят, потому что днем здесь было пусто.
Тихонько поднимаюсь и босиком пробираюсь к выходу, осторожно выглядываю наружу. Никого нет. Странно… Ведь отчетливо слышала и смех, и шаги. Не могла же я вдруг спятить и начать слышать голоса? Вот снова — кто-то быстро говорит на неизвестном языке, голос женский, срывается на смех. Но я по-прежнему никого не вижу, кругом пусто, и серебристая тьма клубится под ногами. Ну ладно же, я все равно выясню, кому тут не спится в такой час.
В конце улицы возвышается храм. Он выглядит таким огромным, таким устрашающим, что я боюсь даже думать о том, кто мог его построить, учитывая обстоятельства. Но голоса слышны с той стороны, и я осторожно иду по улице, предварительно отсчитав количество домов от угла до места нашей ночевки. Хорошо, что мы ничего не взяли в сокровищнице…
Вот ступеньки, ведущие к храму. Только я ни за что не пойду туда — снова войти в зал, в котором скалятся разбитые статуи, выше моих сил. Луна светит очень ярко, все вокруг видно, как днем, и я иду вдоль циклопического фундамента здания, который заканчивается где-то над моей головой, переходя в стены, стремящиеся в темное небо, — храм выглядит так, словно хочет взлететь, но что-то держит его здесь. Прямо у земли я обнаруживаю в фундаменте треугольное отверстие, дальше — еще одно, и еще. Сквозь них слышно не то пение, не то стон, в который вплетается утробный рев, а все это вместе сливается в страшный речитатив, слов которого я не понимаю. Но он будит во мне какие-то смутные воспоминания, словно всегда бывшие во мне, с самого рождения, до поры просто спавшие где-то в подсознании.
И понесло же меня сюда! Ну, ходил по улице кто-то — да и пусть бы ходил, нечего было совать нос не в свое дело. Вот теперь блуждай, Тори, по развалинам, ища приключений на свою задницу…
Нет, надо вернуться. Разбужу парней, и будем что-то решать. А то сейчас я мало того, что босиком, так еще и без оружия. Только браслет блестит на моей руке, словно всегда там был. Вот сейчас доберусь до того дома, где мы…
Боковым зрением я вижу фигуру, сидящую прямо на дороге. А, это колодец, в котором мы купались днем. На плитах, окружающих его, сидит женщина. Вот не знаю, осела ли уже пена после нашего мытья и стирки? Надо бы сказать, чтоб не пила оттуда.
— Эй, привет! — окликаю я ее.
Она поворачивает ко мне голову. У нее темное личико с небольшими, чуть раскосыми глазами и полными губами, хорошенький маленький носик и круглый подбородок, а длинные черные волосы заплетены в косы, перевязанные кожаным шнурком. Женщина одета во что-то длинное и светлое, только руки открыты, и видно, что она совсем молодая, потому что красноватого оттенка кожа гладко и шелковисто сияет. Незнакомка спокойно смотрит на меня, словно встречать здесь белых людей для нее — обычное дело.
— Слушай, не пей отсюда воду, мы здесь купались, и, возможно, осталась еще мыльная пена. Ты понимаешь меня? Comprendes?
Девушка доброжелательно улыбается, жестом приглашает присесть рядом. Что ж, сон все равно черти слизнули, так почему бы и нет? По крайней мере, есть шанс узнать, что это за место и где мы вообще находимся, если удастся объясниться. При условии, если аборигенка понимает по-английски, иначе, конечно, ничего не выйдет.
— Как тебя зовут? — Я говорю медленно и разборчиво.
— Та-Иньи.
— А меня — Тори. Что это за город?
— Виль-Таэн.
— Ты хорошо понимаешь меня?
— Да.
— И что ты здесь делаешь сейчас?
— Я здесь живу.
— Как ты здесь живешь? Одни развалины!
— Так получилось, что я не могла уйти.
— А где же ты была днем, почему мы тебя не видели?
— Я была в храме, и ты меня видела. Ты сняла браслет с моей руки. Но я совсем не против, носи, если понравился. Я рада, что он нравится тебе так же, как понравился мне.
Дурацкие шутки…
Девушка спокойно глядит на меня, ее глаза лукаво блестят, а мне не до смеха. Я дотрагиваюсь до нее — она абсолютно материальна, и я отчего-то не могу представить, кто и зачем, а главное — как мог устроить такой розыгрыш. Чертовщина просто… А ведь собеседница говорит не по-английски. И даже не по-испански. Но тем не менее каким-то образом мы понимаем друг друга.
— Не надо бояться, Тори. Мне уже пора уходить, я осталась только для того, чтобы поблагодарить тебя.
— За что?!
— Сама знаешь, за что. Не оставайтесь здесь до утра. Сегодня день равен ночи и полнолуние, а завтра здесь ничего не будет. Мне пора.
— Но куда ты пойдешь среди ночи? И почему мы не можем остаться? Как это — завтра ничего не будет? А куда же все денется? Мы еще хотели…
— Я ухожу на Серые Равнины, на Тростниковые поля. Теперь я могу уйти, меня уже ничто не держит, никого из нас. Нечасто полнолуние выпадает на этот день, потому вы и нашли сюда дорогу. К тому же вы вошли в подземную сокровищницу — и вышли, ничего не взяв. Теперь и мы все свободны, можем уйти и уйдем сейчас. Вы не оставайтесь здесь, уходите.
— Та-Иньи, подожди, я хочу спросить…
— Ты и сама все знаешь, но не хочешь верить самой себе. Ах да… Вот это просили передать тебе, держи.
Она касается моего плеча, и рука у нее такая пронзительно-холодная, что обжигает кожу. Плечо моментально словно инеем покрылось и болит, как открытая рана. А девушка смеется и ступает в воду, но не проваливается — медленно погружается, смеясь. Мне же не до смеха, потому что плечо оттаяло и болит, как нанятое. Что за чертовщина здесь происходит?!