— И что это такое? — Эд рассматривает рисунок, касается его пальцами. — Ты меня как раз сюда стукнула, было очень больно.
— Я тоже проснулся от удара. — Луис касается моего плеча. — Тебе придется нам кое-что объяснить, детка. Да, черт подери, тебе многое придется нам объяснить!
— Только сначала оденься. — Эд протягивает мне полотенце. — Давай, Тори, рассказывай.
А что мне остается? Я рассказываю…
Где-то в джунглях лежит искалеченный самолет, где-то далеко меня ожидает миссия в Ла-Пасе, где-то кокаиновые короли, китайские шлюхи и торговые магнаты продолжают свою мышиную возню — а мне плевать на все. Я хочу остаться здесь, около этого ручья, потому что готова понять нечто важное. Нужно только подождать, и я пойму. Вот-вот, буквально сейчас. А потому я рассказываю им все, что знаю и поняла. Они имеют право тоже знать, хотя позорно спали, пока я общалась с призраками. Хотя — неважно, что спали. Все равно отныне мы связаны навсегда — этой ночью и знаками на наших телах.
— Если б не видел все своими глазами, сказал бы, что ты нанюхалась кокаина. — Эд снова рассматривает рисунок на моем плече. — Самая невероятная история, какую только слышал в своей жизни, а слышал я их немало. Если я напишу об этом статью, будет бомба!
— Тебе никто не поверит. — Луис иронически ухмыляется. — Скажут: он же падал в самолете, чего от него ждать? А рисунок сам где-то раздобыл, дикари сделали, или еще что-нибудь такое. Поверь, амиго, так и будет. Людям легче поверить в то, что ты спятил, чем признать, что мир не такой однозначный, как они привыкли думать. Так что для всех нас будет лучше просто оставить эту историю здесь. Хватит того, что мы сами знаем, чтоздесь правда. Понимаешь, самая распространенная форма самозащиты — откреститься от знания, которое нарушает привычный порядок вещей, и человечество сотни, тысячи лет ею пользуется. Ты был таким же еще несколько часов назад. И я, и Тори тоже. А знаете, что интересно? Я вспомнил, где слышал о Виль-Таэне. Но до сих пор считалось, это сказка, как и Лэнг.
— Что такое Лэнг?
— Согласно легенде, город на развилке Миров, откуда и пришли Древние. Жили там поживали, но случилась между ними распря, и проигравших выставили вон. Выйдя за его стены, они уже не могут вернуться назад, но очень хотят. Поэтому так злы — на них давит груз одного-единственного нереализованного желания. Но это всего лишь легенда, которую мне рассказывала моя нянька-индианка. Сейчас уже почти никто легенд не помнит.
— Да какое там — легенда? — Эд даже подпрыгивает на месте. — Черт подери, я же сам все видел!
— Мы с Тори тоже видели. Теперь у нас нет тайн друг от друга, но вот от остальных людей — есть. И нам же лучше, если так и останется.
— Пожалуй, ты прав. — Эд вздыхает. — Луис, меня другое интересует. Как случилось, что никто не знал об этом городе? Ведь огромные строения не спрячешь в джунглях. Как вышло, что никто не нашел Виль-Таэн до нас?
— Насчет «никто не нашел» ты погорячился, принимая во внимание массу скелетов на ступеньках. Думаю, местные племена знают о нем, надо только спросить. — Луис задумчиво гладит рисунок на своем плече. — Согласно легендам, город был проклят жрицей-девственницей храма Солнца, и с тех пор в него можно войти только два раза в год — на летнее и зимнее солнцестояние, но есть условие: должно быть полнолуние.
— Точно, девчонка мне так и сказала — день, равный ночи, полнолуние!
— Ну вот. Во все остальные дни город был не виден. А если вспомнить, какое сегодня число, и взглянуть на лунный диск… А картинки на теле нам как ордена за заслуги, не иначе. Ты очень изменилась, Тори, даже не ругаешься. С тобой все в порядке? Ничего не болит?
— Не знаю. Я как-то странно себя чувствую…
— Не заболела? — Эд заглядывает мне в лицо. — Может, переутомилась? Ты ведь очень долго без отдыха.
— Наверное, так и есть.
Не объяснять же ему, что я слышу шепот травы и голоса деревьев, такие тихие и размеренные, а там обезьяны ссорятся — делят пальму. И пума наблюдает за нами из зарослей, но я ее не боюсь, вот пойду и поиграю с ней — она пришла познакомиться с нами и попить воды из ручья. Что со мной происходит, хотела бы я знать?
— Поешь немного, детка, на тебе лица нет. — Луис протягивает мне открытую банку с бобами. — Два дня, а на тебя столько всего упало, да? Думаю, мы теперь всегда будем друг у друга.
— Да. — Эд щурится на солнце. — Черт, ну что я видел в жизни? Все вокруг были такие… добропорядочные, такие одинаковые и предсказуемые. Одни и те же школы Лиги Плюща, одни и те же клубы, разговоры, и я среди этого должен был делать то, чего от меня все ожидали. Мальчик из такойсемьи должен быть первым всегда. «Эдвард, мне сын-неудачник ни к чему!» — изрекал мой папаша, сколько я помню. А сейчас думаю, что будь у меня сын, он был бы нужен мне любым. А моим родителям хотелось сына, которым можно бы похвастаться в обществе. И я старался. Видит бог, я очень старался оправдать их надежды. А потом как-то утром проснулся — и понял, что живу не свою жизнь, а чужой сценарий. И сколько еще это будет длиться? А когда я буду жить свою собственную жизнь? Почему я должен жить так, чтобы оправдывать чьи-то надежды, если хочется чего-то совсем другого?
— Ты очень вовремя спохватился, — улыбнулась я. А ведь знала это о нем, знала! — Озарение могло посетить тебя лет в пятьдесят, а сейчас еще не поздно начать все сначала.
— Я тоже так подумал, а потому взял в редакции новое задание и уехал. Можно сказать, сбежал из дома. Хотя, конечно же, отдельно от родителей жил. Мне не хотелось, чтобы кто-то знал, насколько я никчемный путешественник, поэтому сначала изучал страны и бывал в них как турист. Ты меня сразу вычислила, с первого взгляда поняв, что я новичок.
— Ты не никчемный, а другие не такие наблюдательные, одно уравновешивает другое. Не надо воспринимать все таким образом, Эдди. Все как-то уладится, никто не рождается умелым.
— Ты права, детка, — кивает Луис, жуя травинку. — Знаешь, амиго, тебе просто нужно быть собой, только и всего, и плевать на чужие ожидания. Это твоя жизнь, просто живи ее сам. Впрочем, ты уже учишься.
Эд безмятежно улыбается, глядя в облака.
— Мне хорошо здесь… Странно, правда? Еще вчера хотел как можно скорее добраться к цивилизации, а теперь меня туда совсем не тянет. Смотрите, пума пришла…
Зверь подходит к нам, мягко ступая красивыми лапами. У него большая голова, умные зеленые глаза, мягкая шерсть и симпатичные усики… Нет никого прекраснее кошки! Боги создали мир, создали многое, что радует взгляд, но кошка — вершина их стараний.
Пума пьет воду, потом ложится рядом с нами и засыпает. Мне хочется погладить ее, но еще больше самой хочется спать. Я кладу голову на живот Эда и тоже засыпаю. Та-Иньи что-то говорит мне и лукаво улыбается, но я знаю: у нас еще будет время для разговоров, а сейчас я должна выспаться, отдохнуть.
Я понимаю: что-то изменилось во мне, в нас, в окружающем нас мире. Вот только что? Если б я могла рассказать обо всем тете Розе… Боже ж ты мой, тетя Роза! Я не могу остаться здесь, она умрет от тоски по мне. А я умру от тоски по этому лесу. Плечо до сих пор болит, и я просыпаюсь.