— Почему именно этим рейсом? — спрашиваю я, хотя и знаю ответ. Просто хочу, чтобы сукин сын сказал сам.

— Самолет небольшой, пассажиров мало, риск минимальный.

— То есть, если бы он даже разбился, девять погибших вам нравятся больше, чем сто? А главное, дочурка ваша цела-целехонька, вместо нее умрет никому не известная докторша, к тому же бывшая любовница мафиози. Так?

— Да.

Рон смотрит на меня абсолютно спокойно, словно и не признался сейчас в том, что послал меня и еще восемь человек на смерть с единственной целью — обмануть противника.

— Да какое вы имели право?! — вскакивает с места Эд. Бедняга до сих пор живет в мире, которого нет…

— Никакого. Мы в своей деятельности не опираемся на Билль о правах, мистер Краузе. Только на соображения о целесообразности. В данном случае нам нужно было заманить в ловушку террориста, повинного в смерти сотен людей. Спросите любого гражданина, оправданны ли мои действия, и вам скажут…

— Скажут, что оправданны, — пока их собственная жизнь не окажется разменной монетой в игрищах этого господина. Смерть для него не имеет значения — по крайней мере, чужая смерть. — Я обнимаю Эда. — Успокойся, мой друг. Ты ничего ему не объяснишь просто потому, что он за всю жизнь ничего не создал. Тяжело родить человека, вырастить его, а убить — легко, а уж чужими руками даже как-то удобно.

— Не надо иронии, мисс Величко. Ведь именно благодаря нам миллионы людей живут в безопасности.

— А нам что с того? Мне конкретно? По вашей логике, я к пресловутым миллионам не имею никакого отношения?

— Ладно, это все пустые разговоры. Дело в том, что теперь, когда Монтоя знает, что Керстин жива, знает, кто она такая, он примется преследовать ее.

Террорист в курсе, где ее дом, а там Эрик на балконе белоснежного замка над океаном… И два маленьких ангела, его дети… Нет!

— А главное, он готовит новый взрыв, и нам пока неизвестно, где.

— Но я-то здесь при чем? Мы трое?

— Вы себя недооцениваете, мисс Величко. Ведь именно вы убили Педро Монтою, да? И, кстати, стащили из его сейфа очень ценные вещи.

— Не понимаю, о чем толкуете. А правда в том, что дерьмо теперь кипит у дверей, за которыми играют ваши внуки, и вы хотите в очередной раз выставить в роли наживки меня, но ждете, чтобы я добровольно на это подписалась. А безопасность страны тут уже не при делах.

— Мисс Величко, вы всегда подозреваете людей в низости?

— Я просто всегда знаю, когда мне лгут, а вы лжете не только мне, но и себе.

Седой устремляет на меня взгляд своих невероятных голубых глаз, и я вижу, что в них танцуют молнии. Кажется, его все-таки проняло.

— Возможно. Но сейф в доме Педро обчистили вы, при этом забрав оттуда ценнейший артефакт — шкатулку Цин. Между прочим, где она?

— Не ваше собачье дело.

— Вы не понимаете, мисс Величко. — Голос мистера Бартона слишком спокоен, чтобы не прятать бурю. — Сама по себе шкатулка бесценный артефакт, легенда о котором тянется со времен первых китайских династий, и уже тогда эта вещь считалась древностью. В ее гранях спрятаны карты звездного неба, и вообще она, скорее всего, сотворена не человеческими руками, поэтому всегда была и остается предметом, за которым ведется охота. Можете оставить себе содержимое, но шкатулку прошу передать мне.

— Зачем?

— Из-за нее Курт Монтоя ищет вас.

— Да пусть ищет, переживу. Ничего я вам не отдам, да и не докажете, что артефакт у меня.

— Пара нюансов. — Бартон насмешливо смотрит на меня. — Вы никогда не сможете шкатулку продать, и вас никогда не оставят в покое.

— Так вы сами хотите стать объектом охоты?

— Мы найдем ей достойное применение.

— Нет у меня никакой шкатулки.

— Мисс Величко, вы забываете, что здесь вы не на своей территории. С вами тут ваши друзья, да и ваша тетушка, милая пожилая дама с хрупким здоровьем…

— Хватит! — Керстин резко встает. — Отец, это просто отвратительно. И Тори не будет помогать нам, если ты станешь ей угрожать.

— Но попробовать стоило. — Бартон вдруг улыбается абсолютно нормальной улыбкой, которая на миг сделала его лицо молодым. А он когда-то был красавчиком! — Ты предлагаешь сказать ей?

— Я сама скажу.

— Керстин, мне бы не хотелось…

— Все, папа, я так решила.

— Ну что ж. Мисс Величко, джентльмены, прошу меня извинить, я должен идти.

— Давайте чего-нибудь выпьем. — Эд поднимается и достает лед.

Да, нам всем надо сейчас выпить.

18

— Я многое хочу вам объяснить. — Керстин в упор рассматривает меня и моих Синчи. — Понимаю, что услышанное здесь вас возмутило, и кое-какие вещи, которые еще прозвучат, тоже возмутят, но прошу меня не перебивать. Мне будет тяжело говорить о них, особенно вам, но я не вижу другого выхода — вы загнали меня в угол.

Какая наглость! Мы ее в угол загнали! Да кто тебя вообще трогал, скажи на милость? Сама же кашу и заварила, вместе со старым крокодилом, своим папашей. Господи, и такую женщину любит Эрик! Известно ли ему, что она — чудовище? Эрик… Боже милостивый, за что ты послал мне еще и это?

— Как вы уже слышали, наша цель — Курт Монтоя. Тори «приласкала» в джунглях его родителя и тем самым поставила безопасность страны под угрозу. Я понимаю, другого способа спастись у вас не было, но ни один из вас теперь не может выйти из игры. Курт Монтоя — сын немки и колумбийца. И если его отец, Бешеный Педро, был просто продавцом наркотиков, то мать, Эльза Гросс, являлась террористкой с ультраправыми взглядами, и именно она воспитывала отпрыска. Четыре года назад женщина была убита. Курт тоже хулиганит понемногу, и на него большие планы у людей, стоящих на самом верху.

— Хулиганит понемногу? — возмущенно переспрашиваю я, готовая убить ее сейчас. — Агент Бартон, вы выражаетесь как-то уж очень лояльно. Сотни погибших, сотни раненых, половина из них дети. Я оперировала их — таких малышей, как ваши. Оторванные конечности, вырванные глаза, ожоги, крик и смерть — это вы называете «хулиганит понемногу»?

— Прошу меня простить. — Керстин сжимает руки в кулаки. — Просто я не могу по-другому говорить о таких вещах, мне нужно абстрагироваться, иначе не выдержу. Я не в состоянии вспоминать тот день — именно потому, что у меня тоже дети. Я прибыла в Атланту через час после взрыва, и это… это было самое страшное, что мне довелось видеть в жизни.

Она закрывает глаза, но слезы не слушаются.

Вика, ты дура! Конечно, я должна была понять, учитывая то, что о ней узнала, а не дергать ее.

— Проехали. Прекрати истерику, Бартон. Считай, мы поняли.

Луис садится рядом с Керстин и подает ей стакан с виски. А та продолжает: