Какое горюшко,
Я вот сер, немыт и сед,
Сосу креплёное,
А великий мой сосед…"
И – спит под клёнами.
Вот стою я под доской,
Совсем растерянный,
Не замученный тоской
И не расстрелянный,
С виду, в сущности, живой,
Хотя потрёпанный…
Кто ж так пошутил со мной,
Пидор грёбаный?
* * *
Не надо классику пенять –
Умом Россию не поднять.
У попа была собака,
У раввина – пес.
Как-то раз случилась драка,
Пострадала песья срака
И собачий нос.
Поп в обиде взял кадило,
Ребе – куль мацы.
Хрясь! – по пейсам угодило,
Хрясь! – по рясе заходило…
Оба мертвецы.
Над попом да над раввином
Блекнут небеса.
На надгробьях пес невинный
Надпись написал,
И с тех пор, как под конвоем,
В полночи кривой
Бьются вечно эти двое
Под собачий вой,
И когда иссякнет сила,
Стихнет звон мечей,
То как раз придет Мессия,
Но неясно, чей.
Обожатель изящных искусств
Сел посрать под сиреневый куст,
Но душиста сирень,
И злодейка-мигрень
Оказалась ужасна на вкус.
Жил да был непреклонный эстет,
У него был свинцовый кастет,
Глядь – навстречу фантаст,
И спесив, и горласт…
Побеседовали тет-а-тет.
Инженер человеческих душ
Не как мальчик писал, а как муж,
Все строку за строкой,
Гонорары – рекой,
И прекрасен, как дьявол, к тому ж…
Член Союза писателей был
Идиот, полудурок, дебил,
Но имел документ,
Что он интеллигент…
Документ тот он страстно любил.
Дети литературы большой
Все закидывались анашой,
А кто был при бабле,
Тот сидел на игле
И летал вдохновенной душой.
…а во первых пишу Вам строках,
Что останусь, как гений в веках.
По причине такой
Ухожу на покой –
Поносите меня на руках…
Раз собравшись, властители дум
Заметались в тяжелом бреду:
Им привиделся ад,
Где они голосят –
Кенгуру, марабу, какаду…
На ток-шоу собрался гламур,
Весь расписанный под Хохлому,
А ведущий – ужель? –
Был расписан под Гжель.
Вот уж точно икалось ему!
Жил критический сюрреализм,
Продавец очистительных клизм,
Он смотрел на людей,
Как на тени идей,
А на жизнь, как на чей-то каприз.
Некий критик, приятен и мил,
Графоманов без страха громил –
Как завидит роман,
Так кричит: «Графоман!
Подь сюда…» И по заду плетьми!
Как-то раз я давал интервью
Про великую жизнь свою,
А прочел результат –
Мол, я глуп и носат,
И грозил, что кого-то убью…
Некий техноромантик сказал,
Что он видел разумный вокзал –
Тот светился во тьме,
Был себе на уме,
И струилась по рельсам слеза.
Я никогда не убивал.
Ни кое-как, ни наповал,
Ножом в печенку не совал,
И пулею – в затылок.
Не резал глотки часовым,
Не шел с секирою "на вы",
И волком на луну не выл,
Подкрадываясь с тыла.
Я никогда не пел с листа,
Вот под перцовку – как с куста,
А ноты – верно, неспроста,
Меня лишили слуха.
И завитой скрипичный ключ
Скрипит в гортани, остро-жгуч,
Смеется: "Парень, не канючь!
Медведь тебе на ухо!"
Я никогда не спал с Бриджит,
Не научился мирно жить,
Не я – "Над пропастью во ржи",
Не я – творец Устава,
Я очень много – никогда…
Ну что ж, простите, господа.
Пускай ушла в песок вода,
Пускай песок в суставах,
Но если стану вспоминать –
В гробину-бога-душу-мать! –
Когда и с кем ложился спать,
Как фильтровал базары,
Куда пешком ходил "на ты",
При ком и где вертел понты,
И не боялся темноты…
Не кончу и до завтра!
Коллегам
Кто тут хочет склеить ласты?
Пуля весит девять граммов –
Подойду в упор к фантастам,
Расстреляю эпиграммой!
А. Пехову, Е. Бычковой, Н. Турчаниновой;"Киндрэт: кровные братья"
Ах, замутила сериал писательская братия,
Ах, здесь приволье и размах для творческих натур:
Влюбился в киндера киндрэт до полного кондратия,
А кадаверциан их спас, и полный ПехБычТур!
Легиону продолжателей «Саги о Конане-варваре»
В каждом "конаническом" романе,
Если хорошенько потрясти,
Слышен сладкий хруст зеленых "money",
Автором сжимаемых в горсти.
Олди-Дяченко-Валентинову; «Пентакль»
Придумать рифму к слову "пакля" –