Сухие пальцы старика делали мелкие, трудно различимые движения, как если бы Симон выдергивал из пространства тайные нити и связывал их мудреными узлами. В ответ демон утробно зарокотал, подражая горному обвалу, с заметным усилием поднялся и двинулся на мага.
Глаза чудовища горели провалами в ад.
– Уходим, – тихо процедил сквозь зубы Вульм.
Не глядя, ибо взгляд его был прикован к демону, воин поймал за руку Лону, оцепенвшую от ужаса, и настойчиво потянул к выходу.
Как же так? – подумал Краш. Разве правильно будет бросить мага, оставив биться с Шебубом один на один?! Но, с другой стороны, чем Вульм способен помочь Симону, если сталь демона не берет? После недолгих колебаний мальчик побежал за Вульмом и Лоной, проскочив мимо Симона Остихароса. Таким он и запомнил старика: отрешенный взгляд, сосредоточенное, на удивление спокойное лицо, изборожденное шрамами морщин, и жилы на лбу, дико вздувшиеся от страшного напряжения.
За спиной раздалось змеиное шипение, быстро перейдя в пронзительный свист. Вновь зарокотал горный обвал. Звуки постепенно отдалялись, пока не затихли совсем. Краш жалел, что никогда не узнает, чем закончился поединок мага с ожившей статуей. Он искренне желал победы старику, но после знакомства с тайнами Шаннурана не питал особых иллюзий на исход боя, успешный для мага.
А если бы на месте Шебуба оказалась Черная Вдова? – вдруг пришло в голову мальчику. Кому бы он желал победы в этом случае?
Бежать обратно, вверх, после утомительного спуска, было тяжело. Однако беглецы мчались что есть духу. Желтые блики фонаря метались по черным стенам тоннелей; эхо доносило крики, встревоженные и гневные – а'шури наконец подняли тревогу. Но никто пока не преградил путь трем людям. Тайное чутье говорило Крашу, что они движутся верной дорогой, хотя он и сам бы не смог объяснить, откуда у него такая уверенность.
Вскоре Лона начала спотыкаться. Движения ее замедлились, сделались скованными и неуклюжими. Так двигалась бы статуя, ожившая не до конца.
– Подожди! Я больше не могу. Мне надо…
– Мы торопимся! – Вульм зло сверкнул на девушку глазами, но, тем не менее, сбавил шаг. – Мы должны выбраться на поверхность, пока эти черви не опомнились.
– Я… заклятие… – губы Лоны дергались, слова давались ей с трудом. – Дай мне коснуться Ока Митры! Это вернет мне силы…
Вульм остановился и с нескрываемым подозрением уставился на девушку.
– Чтобы ты превратилась в такую же тварь, как твоя подруга?! Ха! Нашла простака!
– Я… я н-не стану… п-прош-шу теб-бя…
Вульм извлек из ножен меч, ясно давая понять, что при малейшем намеке на превращение Лону постигнет участь Наллы – и протянул диадему камнем вперед. Он старался не слишком приближаться к девушке, в то же время находясь на расстоянии, достаточном, чтобы пустить в дело меч. Краш оценил предусмотрительность воина. Действительно, с этими древними заклятиями можно ожидать любого подвоха!
Неимоверным усилием Лоне удалось поднять руку, и ее пальцы легли на пурпурный карбункул. Камень затеплился неожиданно мягким, успокаивающим светом. По телу девушки прошла дрожь, она глубоко вздохнула, словно пробуждаясь ото сна, и с явным сожалением отпустила Око Митры.
– Спасибо, – улыбнулась она Вульму. – Ты еще раз спас меня.
– Тогда поспешим, – буркнул воин.
Он спрятал диадему под плащ, намереваясь продолжить путь.
– Проклятье!
Не успел растаять отзвук гневного вопля, как беглецов окружили а'шури, надвигаясь из боковых тоннелей. Неумолимое молчание обитателей Шаннурана, вооруженных широкими ножами, было страшней всего. Уж лучше бы они выкрикивали угрозы или оскорбления – люди, заставшие в своем доме воров, не должны молчать. Но а'шури и не были людьми в полном понимании слова: долгие века жизни в подземельях, бок-о-бок с Черной Вдовой и другими исчадиями мрака успели исказить саму сущность этой, когда-то человеческой расы.
А'шури не спешили нападать. Они с отвращением щурились, воротя головы от фонаря, и прикрывали глаза руками. Пожалуй, свет некоторое время мог удержать их на расстоянии, но это лишь оттягивало гибель чужаков.
– Ты привела меня в засаду! – прошипел Вульм, грубо хватая Лону за руку. – Но ты меня и выведешь!
Девушка изумленно взглянула на него, как бы спрашивая: "Что я должна делать?" Мужчина ничего не ответил, взмахнув фонарем – и свет вдруг исчез, скрытый плотной тканью плаща. Упавшая тьма вскипела шевелением десятков тел – а'шури без промедления двинулись вперед.
Что он делает?! – ужаснулся Краш.
Как выяснилось, воин прекрасно знал, что делает. В следующий миг фонарь исполинским светляком вынырнул из-под плаща, ослепив подземных жителей и заставив их отшатнуться. Тут же Вульм с силой толкнул Лону в правый проход, где а'шури толпились особенно густо – и те, ослепленные, почуяв добычу, набросились на девушку, не разобрав, кто перед ними.
– Не надо! За что?!! Помоги-и-и…
Крик захлебнулся. Но еще раньше Вульм прыгнул вперед, в центральный тоннель, воздев над головой фонарь и без устали работая мечом. Клинок в его руке превратился в размытый полукруг, сметая ножи, отсекая головы и руки, вспарывая животы. Рыча, как дикий зверь, покрытый кровью врагов, воин яростно прорубал себе дорогу.
Краш быстро сообразил, в чем состоит его единственный шанс на спасение, и бросился следом.
Впереди уже маячила свобода, когда за спиной Вульма тихо поднялся сбитый с ног а'шури. Он скользнул к губителю сородичей, занося нож для смертельного удара – и в душе Краша что-то сорвалось. С отчаянным воплем мальчик бросился к шаннуранцу и всадил драгоценный кинжал, который, как оказалось, все это время сжимал в руке, в бок а'шури. Тот споткнулся, громко икнув; Краш рванул кинжал на себя, высвобождая клинок, из раны потоком хлынула кровь, заливая юному убийце грудь и живот – и а'шури мешком осел на пол.
Вульм мельком глянул через плечо, кивнул с одобрением – молодец, парень! – и понесся прочь с невообразимой прытью. Краш припустил за ним, но догнать Вульма сумел лишь у памятных ступеней, что вели к бывшей темнице мальчика.
К счастью, преследователи отстали.
– Зачем? Ты? Ее?!
Дыхание сбилось. Речь превратилась в лай.
– Иначе не ушли бы. Ведьма! Поделом ей…
Двужильный воин, напротив, отвечал громко и ясно. Они карабкались по ступенькам – вверх, верх! К солнцу и свободе.
– Она. Жить! Хотела…
– Заткнись, сопляк. Молоко на губах не обсохло…
Краш невольно облизнулся, ощутив на языке вкус млечного сока . Знал бы Вульм, что за молоко сохнет у него на губах! И хорошо, что не знает – небось, зарубил бы, и глазом не моргнул.
Просто на всякий случай.
Внезапно Краш ощутил слабое дуновение свежего воздуха, несущее забытые запахи разнотравья. Возник еще один запах, будоражаще знакомый: мускус, пот и тлен… Неужели ОНА где-то рядом?! Нет, запах похож, но не до конца…