— Эрминтруда.
Слово на миг повисло в воздухе.
Она огляделась, пораженная. Никто на острове не знал этого имени! Несколько женщин возились с посадками поблизости, в огороде, но большая часть островитян сейчас работали в поле. Рядом старуха упоенно сосала свежеразжеванное мясо, издавая звуки, с какими засоренный сток ванны втягивает воду.
Это был собственный голос Дафны. Должно быть, она замечталась, чтобы отвлечься от жевания.
— Мальчика нужно принести сюда. Скажи, чтобы его принесли сюда сейчас же.
Вот опять. Неужели сама Дафна это сказала? Губы не двигались, она бы это почувствовала. Это совсем не то, что люди обычно называют «разговаривает сам с собой». Дафна сама обращалась к себе. И она не могла спросить: «Что ты имеешь в виду?» Не свой же голос ей спрашивать!
Пилу рассказывал, что Мау слышит у себя в голове мертвых Дедушек. Дафна тогда подумала: неудивительно, после всего, что пережил этот мальчик.
Может быть, и она слышит его предков?
— Да, — сказал ее собственный голос.
— Почему? — спросила она.
— Потому что это священное место.
Дафна заколебалась. Кто бы с ней ни разговаривал, он знает, как ее зовут, а на острове никто не знает ее имени — ни одна живая душа. Этот секрет не из тех, которым можно похвалиться. Но Дафна не сумасшедшая, потому что ни один сумасшедший не провел бы последние полчаса, жуя еду для миссис Бурбур… хотя нет, это, наверное, не очень удачный довод Бабушка и люди вроде нее сказали бы, что для девочки, которая может стать королевой, если умрут 139 человек, жевать еду для какой-то старухи, выглядящей, звучащей и пахнущей как миссис Бурбур, — именно безумие, самое настоящее, разве что пена изо рта не идет.
Может, это Бог, но Дафна почему-то так не думала. В церкви Дафна каждый раз прислушивалась изо всех сил, особенно после той ужасной ночи, но, конечно, Он был очень занят. Здесь, по-видимому, обитают боги поменьше. Возможно, это один из них.
Она огляделась. Здесь не было ни скамей, ни полированной бронзы, но царила атмосфера тихой деловитости, словно сотканная из ветерков. В Женской деревне, кажется, никогда не дул резкий ветер, а сильные шумы терялись среди деревьев.
Это действительно священное место, и не из-за каких-то богов. Оно просто… само по себе священное, потому что оно существует, потому что таким его сделали боль, кровь, радость, смерть, что отдавались эхом в веках.
Опять прозвучал голос:
— Быстро! Сейчас же!
Дафна оглядела деревню. Две женщины копались на грядках и даже головы не подняли. Но это «Быстро! Сейчас же!» почему-то заставило Дафну вскочить на ноги.
«Должно быть, я говорила сама с собой, — думала она, спеша прочь из Женской деревни. — Это часто бывает. А для моряков, потерпевших кораблекрушение, это вообще нормально, я не сомневаюсь».
Она сбежала по склону. Внизу стояла небольшая толпа. Дафна сперва решила, что на остров приплыли еще люди, а потом увидела скорченное тело, привалившееся к углу одной из хижин.
— Что вы с ним сделали? — завопила она на бегу.
Пилу повернулся к ней, а все прочие поспешно отступили перед ее гневом.
— Мы? Я стараюсь заставить его лечь, но он со мной дерется! Я бы поклялся, что он спит, но я никогда не видел, чтобы человек спал вот так!
Дафна тоже никогда такого не видела. Мау сидел с широко открытыми глазами, но Дафне стало не по себе: она подозревала, что. если он и видит перед собой какой-то пляж, то, во всяком случае, не этот. Руки и ноги Мау подергивались, словно он хотел бежать и не мог.
Она встала на колени рядом с ним и приложила ухо к груди. Не обязательно было придвигаться вплотную. Сердце билось так сильно, словно хотело вырваться на волю.
Пилу подошел поближе и шепнул:
— Нехорошо вышло…
В эти слова он умудрился вложить следующее: нехорошо вышло не по его вине, он тут вообще ни при чем, и он решительно против того, чтобы выходило нехорошо, особенно в непосредственной близости от него. После песенки про звезду Пилу побаивался Дафны. Он не сомневался, что она обладает силой.
— Что значит «нехорошо»? — спросила она, озираясь.
Но ответ был бы излишним, поскольку Атаба стоял совсем рядом и лицо у него было свирепое. Судя по всему, тут, как выразилась бы кухарка, работавшая у них дома, «поговорили».
Атаба обратил к ней лицо, похожее на выпоротую задницу (как сказала бы та же кухарка), а потом опять отвернулся к воде.
Тут воды лагуны вспучились, появился Мило и зашагал вверх по белому песку. С Мило потоками лилась вода, а на плече он нес камень богов.
— Я хочу знать, что происходит! — сказала Дафна.
Никто не обратил внимания. Все смотрели, как приближается Мило.
— Я тебе сказал! Я запретил тебе приносить это на берег! — завопил Атаба. — Я жрец Воды!
Мило окинул жреца долгим, неторопливым взглядом и продолжал шагать. Мышцы двигались у него под кожей как намасленные кокосы. Дафна слышала, как хрустит песок у него под ногами — шаги давались с усилием. Мило добрался до якорей богов и, хэкнув, сбросил свою ношу. Камень слегка ушел в песок.
На песке уже лежали четыре таких. «Тут что-то не так, — подумала Дафна. — Разве их не три было и один из них потерялся? Откуда же взялись другие?»
Рослый островитянин потянулся, хрустнув суставами, а потом обратился лицом к небольшой толпе и произнес медленно и серьезно, словно проверяя истинность каждого слова, прежде чем выпустить его на волю:
— Кто тронет эти камни, будет отвечать передо мной.
— Этот камень — работа демонов! — завопил Атаба.
Он взглянул на толпу, ища поддержки, но тщетно. Насколько Дафна могла судить, люди не были ни на чьей стороне. Они просто не любили крика. Дела и без крика обстояли достаточно плохо.
— Демоны, — пророкотал Мило. — Тебе, похоже, очень нравится это слово. Ты зовешь Мау «демонский мальчишка». Но он спас тебя от акулы, верно? А ты сказал, что якоря богов сделали мы. Сказал! Я слышал!
— Только некоторые, — пятясь, проговорил Атаба. — Только некоторые!
— Ты не сказал «некоторые»! — парировал Мило. — Он не говорил «некоторые», — объявил он, обращаясь к толпе. — Он говорил, чтобы выкупить свою жизнь, и ни разу не произнес слово «некоторые»! У меня хороший слух. Он не сказал «некоторые»!
— Какая разница, что он сказал? — воскликнула Дафна. Она обратилась к стоящей рядом женщине: — Принеси одеял для Мау! Он холодный как лед!
— Мау спас Атабу от акулы, — сказал Пилу.
— Это ложь! Мне ничего не грозило… — начал жрец и замолк, потому что Мило зарычал.
— Видели бы вы! — быстро произнес Пилу, поворачиваясь к толпе. Он широко распахнул глаза и как можно шире развел руки. — Я в жизни не видал такой большой акулы! Она была длиною с дом! У нее были зубы как, как… как огромные зубы! И она приближалась к нам с такой скоростью, подняла такие волны, что едва не потопила каноэ!