Венсан… Венсан с его носовыми кровотечениями из-за психологической травмы… С его стигматами… И сердце с правой стороны, как у девочки… Такая редкость.
Ты все время думаешь о других. А о нас ты думаешь? О своей дочери? Ты знаешь, как она страдает без тебя в этой вечной тьме?
Я сделал радио погромче, открыл оба задних окна. Воздух с паровозным ревом ворвался в салон. Голоса ненадолго затихли, потом внезапно вернулись. Единственный способ их вытерпеть – отвечать им, ничего другого мне не оставалось.
Четыре часа я мчался по шоссе, предавался черным мыслям, сгибался под грузом упреков, слушал звучавшие у меня в голове смех и пение. Моя одежда пропиталась потом и табачным дымом, в салоне застоялся запах остывшего кофе. Несколько раз я в рассеянности съезжал на полосу для аварийной остановки, но, к счастью, неровности дороги всякий раз заставляли меня встряхнуться и тем самым спасали. Наконец, за полсотни километров до Лиона, показалась площадка для отдыха. Я включил указатель поворота…
На стоянке кемпинга – фургоны, трейлеры, усталые водители, спящие рядом с ними жены, ребятишки. В детстве я обожал, когда родители останавливались на таких площадках под фантастическим звездным сводом, и душа сохранила с тех времен ощущение каникул. Как давно это было…
Выбравшись наружу, чтобы немного размяться, я услышал глухие удары по железу и еле слышный писклявый голос:
– Помогите! Помогите!
И то и другое доносилось из багажника. Из багажника моей машины.
– Какого черта, Франк! – проворчала девчонка, когда я его открыл. – Мог бы остановиться и пораньше! Я здесь чуть не задохнулась!
Голубой халат и красные ботинки. Девочка выскочила из своего убежища, потянулась. Совершенно оторопев, я некоторое время простоял столбом, потом в припадке ярости стал пинать мусорный бак.
– Какого дьявола ты здесь делаешь!!! – сквозь зубы проскрипел я, злобно уставившись на нее.
Девочка вскинула руки, словно прикрываясь от удара, сжала их под подбородком:
– Франк, ты меня пугаешь… Ты ведь не станешь меня бить?
Я в бешенстве метался взад-вперед, как хищный зверь по клетке:
– Это ты меня пугаешь! Чего тебе от меня надо? Объясни, зачем ты влезла в мою жизнь? И… перестань смотреть как побитая собака!
Кто-то вышел из кафетерия, взглянул на меня и растворился в темноте.
– Это все… моя кошка… Помнишь, как было в тот раз? Я осталась снаружи… дверь захлопнулась…
– Врешь! Ты не из седьмой квартиры! Я проверил! В этой квартире никто не живет!
Девочка вобрала голову в плечи.
– Да я же тебе не про ту седьмую квартиру говорила! Про другую, в соседнем доме!
– Хватит врать!
– Я пришла к тебе, потому что мне сказали, у тебя по всей квартире бегают игрушечные поезда! А я обожаю игрушечные поезда! Я всегда о них мечтала, а мама не хочет подарить… Она мне никогда ничего не дарит…
– Бедная крошка! Сейчас заплачу!
Я задрал рукав и показал шрам:
– А это объяснить можешь? Мой сосед слышал, как ты разговаривала с телевизором, обсуждала способы мне… повредить!
Девчонка комкала в руках подол халата, на глазах у нее выступили слезы.
– Мы с Элоизой защитить тебя хотели! Ты помнишь, что у тебя больная кровь?
– Забудь про мою дочь! Моя дочь умерла, ее больше нет, понятно?
– О Франк, я не хочу сделать тебе ничего плохого! Если бы ты знал…
Она бросилась ко мне, крепко обняла и разревелась в три ручья. Я изо всех сил старался не поддаваться ее упрямой нежности, но не справился с собой. В глубине души у меня еще теплился огонек.
Я присел перед ней на корточки, погладил по голове:
– Все будет хорошо… правда?
Она кивнула, захлебываясь рыданиями.
– Ты слышишь голоса у себя в голове, да?
– Все время… – горестно прошептала малышка. – Они никогда не оставляют меня в покое… приказывают мне делать нехорошие вещи… А Элоиза – она со мной играет. Она добрая…
Я поднял девочку на руки и заставил посмотреть на меня:
– Ты помнишь историю с дубом и ясенем? Мой кошмар?
Она медленно кивнула.
– Кому ты о нем рассказала?
– Никому! Никому я не рассказывала! Я просила тебя объяснить, но ты ни за что не хотел! А я даже не знаю, что это все значит!
– Ну ладно… Теперь скажи мне, как тебя зовут. Мои друзья сообщат твоей маме, что с тобой все в порядке, а потом разберемся, что делать дальше.
– Нет! Нет! Я больше не хочу ее видеть! Ее никогда нет дома, и вообще все из-за нее! Я хочу остаться с тобой!
– Да не могу я оставить тебя у себя, если бы даже и хотел!
– Честное слово, я не буду тебе надоедать! – прошептала она, прижимая к груди растопыренную ладошку. – Просто буду сидеть в твоей машине и молчать. Ты меня даже не заметишь!
Я опустил ее на землю и взял за руку:
– Не в этом дело… В жизни взрослых все намного сложнее… Сейчас мы пойдем в кафетерий и позвоним в полицию. Раз ты не хочешь ничего рассказывать, я больше ничем не могу тебе помочь.
Девчонка попыталась вырвать руку:
– Нет! Нет! Возьми меня с собой! Пожалуйста!
– Об этом и речи быть не может. Ты знаешь, что у меня из-за этого могут быть крупные неприятности?
– Вот именно! Отпусти, или я скажу, что ты увез меня силой.
Я крепче стиснул ее руку:
– Что?!
– Хватит! Отпусти, или я заору! Клянусь тебе, заору!
Мне оставалось только сдаться. Я отошел на пару шагов, подняв руки вверх:
– Ну, все, все, успокойся…
– Посмотри на мои ногти! – злобно скривив губы, сказала она. – Это я у тебя в багажнике скреблась. Стоишь тут на шоссе с девчонкой в домашнем халате и даже имени ее не знаешь. Голоса… велели мне кое-что спрятать в твоей квартире. Под матрасом, в шкафах… Здорово они умеют придумывать всякое, эти голоса…
Я дернулся:
– Только этого не хватало! Что ты там спрятала, паршивая девчонка!
Она растянула рот в нехорошей улыбке:
– Трусики… девчачьи… Что, по-твоему, люди подумают? Тебе не поможет, что ты полицейский!
Я с огромным трудом сдержался, чтобы не влепить ей пощечину. Вот уж чего не ожидал… Но какой смысл этой малявке меня шантажировать? Мне не в чем себя упрекнуть! Совершенно не в чем! Тем не менее считаться с ней приходится: и без того с меня не слезает Генеральная инспекция, а Леклерк – как, впрочем, и большинство моих коллег – в последнее время странно на меня смотрит… Внешне все складывается не в мою пользу. Девчачьи трусики… Вот бессовестная.