Когда Эрнст шагал домой, он был совершенно спокоен. «Мы с ней - всего лишь друзья-товарищи», - думалось ему. Придя домой, он сразу же написал длинное письмо Фрицу и Элизабет и успокоился. «Друзья-товарищи…» Тем не менее во сне ему вновь привиделась та улыбка, сотканная из греха, печали и жажды любви. Она так влекла, так манила…
Первые легкие тени сумерек проникли сквозь высокие окна мастерской. Фриц отложил в сторону кисть и палитру и внимательно посмотрел на сделанную работу. Потом прошел в мансарду, раскурил трубку и вынул из кармана последнее письмо Эрнста, в котором тот повествовал о своей встрече с Ланной Райнер. Фриц глубоко задумался. Достанет ли у Элизабет силы характера? Он был уверен, что Эрнст когда-нибудь вернется к ней. Но кровь у Эрнста горячая, да и темперамент не в меру бурный. Правда, сам-то он пока на месте и мог бы помочь.
Однако… Фриц озабоченно рассмотрел в зеркале свое лицо. Щеки опять заметно ввалились, кожа поражала бледностью. В последнее время он опять стал страдать от одышки, да и приступы сухого кашля начали вновь донимать его, а ночами - обильный пот. Фриц частенько желал умереть и совсем не боялся смерти. Но сейчас… Нет, сейчас он не хотел умирать. Ему необходимо дожить до следующей весны. Не столько ради себя - хотя чудо весеннего пробуждения природы всякий раз и ему обновляло душу, - а ради «детей», как он их называл. Они все еще нуждаются в нем. Радостное благое чувство облекло его сердце: он по-прежнему небесполезен в этой жизни, он еще нужен людям.
В дверь постучали.
«Это Элизабет», - решил Фриц и крикнул:
- Входите!
Вошла молодая дама в черном шелковом платье с глубоким вырезом. Не слишком длинная юбка открывала узкие лодыжки и маленькие кокетливые ступни. Фриц не сразу вспомнил, кто эта дама. Потом наконец память подсказала: в тот самый день, когда приехал Эрнст… встреча в кафе…
- Добрый вечер, фройляйн Берген.
- Добрый вечер, - откликнулась она с некоторой робостью. - Ваш друг дал мне этот адрес…
- Да-да, я знаю. И очень рад, что вы зашли ко мне. У меня выдался свободный вечер, и я не знал, чем его заполнить. А тут вдруг такой приятный сюрприз! Пожалуйста, присядьте - вот на это кресло.
- О, как тут у вас красиво!
- Эрнст назвал мои покои Приютом Грез.
- Так оно и есть. Вы всегда живете здесь, да?
Фриц невольно улыбнулся столь наивному вопросу.
- Да, если не еду или не иду куда-либо.
- И никогда не живете в отеле или еще где-нибудь?
- Почти никогда.
- И вы совершенно свободны, ничем и никем не связаны?
- Да.
- О, как же вам хорошо!
- Так может жить любой.
Трикс Берген кокетливо покачала головой:
- Мужчина, конечно, может… Но мы-то, молодые девушки… - Она взяла финик из корзинки с фруктами, которую Фриц к ней подвинул, и стала грызть его мелкими белыми, как у мышки, зубами.
- Девушки тоже могут…
- Но не в одиночестве… - сказала Трикс Берген, покачав изящной ножкой и искоса бросив на Фрица кокетливый взгляд.
- Почему нет?
- Потому что им нужны мужчины… - Она звонко рассмеялась.
- Но ведь свобода не сводится к одной лишь экономической независимости. Главное все же - внутренняя свобода.
- Да я и имею в виду совсем другое. Я имею в виду - для наслаждения жизнью, для счастья.
- Это для вас одно и то же?
- Конечно!
- А что вы понимаете под наслаждением жизнью?
- Ну… Все делать вместе.
- И как можно дольше?
- Да.
- Тогда, выходит, я очень несчастен.
- Вы? - вырвалось у нее.
- Да, я. Но при этом я совсем не чувствую себя несчастным!
- Однако нельзя же закисать и тупеть.
- Это пустые фразы! На мой взгляд, о множестве людей, которые, по-вашему, относятся к числу наслаждающихся жизнью, скорее можно сказать, что они закисли и отупели, в то время как другие действительно живут.
- И в чем же, вы полагаете, состоит ценность жизни?
- Жизнь бесценна. У нее нет цены. Сделайте ударение не на отрицании «нет», а на слове «цена». Жизнь есть жизнь. И мы, живущие, не можем ее оценить, поскольку мы - всего лишь ее частицы и ростки. Жизнь - это Бог. Мы должны стараться жить как можно соразмернее с нашей внутренней природой. Действительно ли мы живем полной жизнью или только влачим жалкое существование - кто знает? Никто. Именно потому, что мы не в состоянии оценить жизнь. Эрнст говорит: «Дерево живет всегда - потому что оно в любой момент полно ощущением жизни, - а человек лишь изредка». Другие утверждают: «Только человек живет по-настоящему». Почем знать, так ли это? Я полагаю, что жизнь - это внутренний процесс, а не внешнее облачение. Внутренние ценности, обретаемые мной благодаря моему образу жизни, имеют для меня значение мерила. А делая все вместе, внутренних ценностей обретешь немного. Обретешь изощренность, ловкость, короче, внешнюю сторону жизни. Это, конечно, тоже нужно, но внешность сама по себе пуста. Ей нужно внутреннее наполнение. Один человек, любуясь цветком или мошкой, может обрести больше, чем другой, объехавший весь Египет.
- Значит, вы считаете, что высшее счастье существует лишь в глухой дыре?
- Да, если вам угодно назвать это так! Существуют такие властные натуры, которым нужно испытать все - и бурю и штиль, - чтобы познать себя. Но ведь суть-то именно в этом: познать себя! Ветхозаветное: «Познай самого себя!» У женщин это уже почти норма, в то время как у мужчин все более индивидуально. У женщины путь к себе состоит в отказе от своего «я» - в переходе от Я к Ты. Внешне это выглядит, - конечно, не в том случае, когда мужчина переживает глубокую внутреннюю катастрофу, - как самоотверженная преданность любимому мужчине и стремление продолжить себя в ребенке.
- У всякой женщины?
- Почти.
- А как же остальное? Полностью проявить свои способности и делать все вместе?
- Это обман! Опьянение и ослепление! Истинная женщина испытывает отвращение и жалость при виде блеска нищеты, созданного продажной любовью. За шампанское и пеструю мишуру продажные женщины отдают свое тело - но не только его, а и наивысшую ценность: свое счастье! Прошу понять меня правильно. Я не брюзга и не святоша и сужу о счастье не с точки зрения закона или морали. Я - мужчина и сужу обо всем с мужской точки зрения! А с мужской точки зрения, счастье женщины - в любви! Следует ли глумиться над этим высоким и великолепным понятием и продавать его старым развалинам и похотливым козлам? Простите меня за грубость выражений, но я искренне желаю вам добра. Я могу, даже очень могу понять, когда девушка отдается по любви. Это вполне обычно и ни в коем случае не заслуживает осуждения! Могу даже понять, когда девушка отдается за шелковые чулки и деньги. Я говорю: могу понять! Но не одобрить! Ибо там, где любовь становится объектом купли-продажи, для меня кончается терпимость. Можно посочувствовать бедным. Они когда-нибудь - раньше или позже - прозреют. И поверьте мне на слово хотя бы в одном: самое страшное - это когда приходится сознаться самой себе: я загубила свою жизнь!