Мельников сидел за столом, что-то строча на «клаве» компьютера. За соседним столом расположился его коллега, громко беседовавший с кем-то по телефону. Я поздоровалась, повесила на стул Андрея пакет с банками пива и кивнула на дверь:
– Пойдем покурим!
Он прихватил со своего стола пачку сигарет и вышел в коридор.
– Привет, мать. Ты здесь каким ветром?
– Попутным. Имела счастье присутствовать на допросе, проводимом господином Ложкиным.
– А-а… понимаю. И где-то даже сочувствую. Ну что, пошли в курилку, поделишься впечатлениями?
В курительной комнате мы сели на стулья у открытого окна, достали зажигалки.
– Ну и как?
– Ложкин ваш – фамильярный товарищ. Уже называет меня старухой!
– Гордись: не каждой даме выпадает такая честь. Некоторым коллегам он говорит «старик», «кореш», и те по праву считают себя его друзьями. Остальные для него – так, коллеги, массовка.
– Мне эта его дружба… сам знаешь… Но ты не представляешь, Андрюша, как этот твой коллега, Ложкин, проводит допрос подозреваемого, – начала я. – Целый спектакль разыграл! «Реалити-шоу» отдыхает! Поймал какого-то пацана-наркошу, избил его…
– Лично, своими руками, он вряд ли бил: Ложкин мараться не любит, – заметил Андрей.
– Может, лично и не бил, – согласилась я, – но я видела этого задержанного: на нем же места живого нет! И потом, почему его допрашивают без адвоката?
– Открою тебе один секрет: наш Ложкин плюет на правила. Почти на все.
– Оно и видно! Как говорится, строгость наших законов компенсируется необязательностью их исполнения… Кстати, фамилия подозреваемого – Кувалдин, тебе это ни о чем не говорит?
Андрей задумался:
– Кувалдин, говоришь?.. Подожди… Кувалдин… Да, да! Задерживал я как-то одного наркошу с такой фамилией… не очень давно, кажется, в прошлом году. Маленький такой, доходяга-заморыш. Там дело было связано с наркотой, так я его передал коллегам в ОБНОН, сама понимаешь – мы не ботаники, «травкой» не занимаемся.
– Как ты считаешь, этот заморыш мог на «мокруху» пойти?
– Да зачем ему? Эта публика с серьезными статьями не связывается: масть не та. Так, пробавляется пацан потихоньку «мелочовкой», ну, там, кошелек у бабульки в очереди стянуть…
– Андрей, ваш Ложкин хочет заморыша Кувалдина по серьезной статье пустить! Соображаешь, чем для пацана может дело кончиться?
– Не дурак.
– Тогда не в службу, а в дружбу: подними, пожалуйста, дело этого бедолаги, найди его адрес и сообщи родителям. Может, они понятия не имеют, где их сын и что с ним?
– Да не вопрос! Сделаю.
– Ну, вот и хорошо. А то упечет этот горе-следователь пацана лет на пятнадцать ни за что ни про что.
Андрей выпустил в сторону струйку голубого дыма и грустно посмотрел на меня:
– Тань, ты думаешь, он долго проживет, этот твой… подзащитный? Все равно ведь сдохнет от «передоза», такие на этом свете не задерживаются.
Я бросила окурок в литровую банку, стоявшую на окне и наполненную кучей таких же окурков.
– Андрюша, это другой вопрос. Может, еще и не сдохнет, как знать? Бывает же, что они завязывают…
– Бывает, что и бабушка рожает! Ладно, я обещал позвонить его родичам – значит сделаю.
– Вот! Спасибо. А я, со своей стороны, постараюсь побыстрее найти настоящего убийцу и тем самым помогу освободить невиновного.
– Ню-ню, – усмехнулся Андрей, тоже бросил свой окурок в банку и встал.
– Тебе пора, – догадалась я.
Мельников кивнул:
– Дела, срочные и неотложные. Труба зовет… ну, и все такое.
Мы направились к выходу.
– А давно мы с тобой никуда не выбирались, – посетовала я.
– Так давай выберемся, в чем же дело?
– Не в чем, а в ком. В тебе! Ты у нас – вечно занят, для масс народных товарищ недоступный…
– Отчего это я недоступный? – обиделся Мельников. – Хочешь, на днях сходим куда-нибудь, в кафе, например?
– Хочу.
– Все, заметано. Как только я немного разгребу дела…
– Так тебя до Нового года ждать придется! Ладно, плыви, незаменимый ты наш, созвонимся.
Я вышла из здания отделения полиции и села в машину. Настроение было – хуже некуда. И все из-за этого гада – Ложкина! На ком бы мне отыграться, кого бы достать? На ком выместить кипящую в глубине души, не находящую выхода злость? А что, если мне прямо сейчас взять и отправиться к хозяину гостиницы? И прямо в лоб выдать: мол, все я про тебя знаю, убивец ты кровожадный! Или: «А ну, колись, урод!», или – типа того… А что? Что я теряю? Если этот хапуга виноват, это сразу прояснится: он испугается, побледнеет, задрожит… А может, наоборот, взбесится и полезет за ножичком в карман: мол, раз ты все знаешь, так и умрешь здесь, вместе со своей тайной, чертова ищейка!.. И это будет как раз то, что мне и нужно. Одним словом, поеду, а там, на месте, посмотрим, как все сложится. Я повернула ключ в замке зажигания…
* * *
Лев Эдуардович стоял на крыльце гостиницы и говорил с кем-то по телефону. Если, конечно, это можно было назвать разговором. Он громко отчитывал своего собеседника, грозя «разобраться с ним по полной», иногда вставлял идиоматические выражения, плевался и от души лупил кулаком по перилам. Наконец, он со злостью запихнул телефонный аппаратик в карман брюк и взялся за ручку двери.
– Лев Эдуардович!
Он повернулся и недовольно посмотрел на меня. Хотя «недовольно» – это в данном случае еще было мягко сказано.
– Это ты мне?
– А здесь есть еще один Лев Эдуардович?
Глаза хозяина гостиницы округлились, брови его медленно поползли к переносице. Кажется, сегодня он тоже не в духе, подумала я. Что ж, возможно, наша беседа не будет излишне мирной и дружественной. Впрочем, мне плевать на его настроение, я делаю свое дело!
– Ты кто такая?.. А, подожди, я вспомнил: ты – подруга Говоровой, ведь так? Ну, и чего ты приперлась, корова? Деньги выклянчивать? Как вы меня все достали, уроды!
Да, хорошим манерам в детстве его точно не учили. Ничего, это еще можно исправить. По опыту знаю: нет людей, абсолютно безнадежных. Я имею в виду – в вопросе воспитания. Я достала «корочки» и показала их моему собеседнику:
– Я по совместительству еще и частный сыщик, Татьяна Иванова! Расследую дело убийства Никиты Говорова.
Я убрала удостоверение в карман. Эдуардович, кажется, несколько поостыл, во всяком случае, заметно снизил тон.
– И что с того? – с подозрением осведомился он.
– Я знаю, что это вы убили Никиту Говорова, – тихо, но твердо сказала я, глядя ему прямо в глаза.