— Она говорит, у нее хватило ума пойти в противоположную сторону.
— Продолжайте опрашивать соседей. И расширьте зону поиска.
Райан и Беккер двинулись в таверну и прошли в заднюю комнату, где двое патрульных стерегли закованного в наручники подозреваемого.
Тот продолжал утверждать, что накануне сильно выпил и не помнит, где именно был и что делал, а также не может назвать никого, кто бы подтвердил, где он находился во время убийства.
— У него башмаки подбиты гвоздями, — обратил внимание инспектора Беккер. — А следы, которые мы нашли, были другие.
— Конечно подбиты, как же иначе? — проворчал пленник. — Я не могу себе позволить постоянно ставить новые подметки.
— Существует вероятность, что он сменил обувь, — заметил Райан. — Однако размер он бы сменить не смог.
— Проверим.
Беккер стащил башмак с ноги возмущенного арестанта и отправился на улицу, чтобы сравнить со следами в переулке, — к этому времени гипс должен был уже высохнуть.
Через несколько минут констебль вернулся и кратко доложил:
— Слишком маленькие.
Райан поскреб затылок.
— Похоже, он тут ни при чем.
— Инспектор Райан?
Он повернулся. В дверях стоял констебль.
— Тут вас мальчонка разыскивает. Говорит, у него телеграмма.
Райан прочитал текст и улыбнулся.
— А вот и адрес Де Квинси.
Продолжение дневника Эмили Де Квинси
Ко всем приключениям, которые мне довелось пережить с отцом, теперь добавилось еще одно: нас арестовали. Правда, констебль Беккер и подозрительный рыжий тип — он представился как инспектор Райан — утверждают, что это вовсе не арест, но их мрачный вид и поспешность, с которой нас усаживали в полицейскую коляску, опровергают их слова.
— Ехать с вами в Скотленд-Ярд? С какой стати? — возмутился отец.
Туман сгущался на глазах.
— У нас к вам есть вопросы, — заявил рыжий.
— Какие?
— Об убийствах на Рэтклифф-хайвей.
— Все, что я хотел рассказать о них, можно найти в моей последней книге. Почему вас так беспокоит то, что произошло сорок три года назад?
— Не сорок три года назад, — покачал головой рыжий.
Инспектор? Больше смахивает на бандита.
— Разумеется, это было сорок три года назад, — раздраженно бросил отец. — Что, полицейских не учат считать? Отнимите тысячу восемьсот одиннадцать от…
— Вчера поздним вечером, — оборвал его Райан.
— Простите?
— Убийство было совершено вчера вечером.
Вмиг словно похолодало. Несмотря на густой туман, я увидела, как отец выпрямился.
— Убийство? Вчера вечером? — прошептал он.
— Кто-нибудь может подтвердить, что вы делали вчера между десятью вечера и полуночью? — спросил Беккер.
Из уст Райана вопрос, возможно, прозвучал бы как обвинение, но констебль сумел задать его ненавязчиво.
— Нет.
— Пожалуйста, расскажите нам, где вы находились в этот отрезок времени, — дружелюбным тоном попросил констебль.
— Я не знаю.
— Не знаете? — невежливо перебил отца Райан. — У вас от пристрастия к лаудануму память ослабла?
— Моя память в полном порядке.
— Тогда, наверное, вы вчера вечером приняли такую дозу, что уже не соображали, что делаете?
— Я знаю, что делал, но не знаю где.
Райан покачал головой.
— Что опиум делает с людьми!
Констебль Беккер шагнул ко мне и спросил тем же дружелюбным топом:
— Могу я узнать ваше имя, мисс?
— Эмили Де Квинси. Это мой отец.
— Вы не поможете нам понять, что он имеет в виду?
— Я имел в виду именно то, что сказал, — произнес отец. — Если бы вы спросили меня, что я делал, а не где был, я бы ответил вам: гулял.
— Гуляли? Так поздно? — снова вмешался грубый Райан.
Туман продолжал заключать нас в свои объятия.
Я, кажется, разгадала хитрый замысел полицейских. Рыжий инспектор своим поведением пытался запугать нас, в то время как констебль проявлял участие; таким образом они пытались сбить нас с толку и заставить сделать какое-нибудь необдуманное заявление.
— Отец подолгу ходит, — объяснила я. — Особенно когда пытается сократить дозу лауданума. Тогда он ходит очень много.
— Как-то в Озерном крае я за лето прошагал две тысячи миль, — с гордостью сообщил отец.
— Две тысячи миль? — Райан не скрывал изумления.
— Здесь холодно, — сказал отец. — Может, не будем стоять на улице и привлекать внимание соседей, а пройдем в дом?
— Нам нужно ехать в Скотленд-Ярд, — безапелляционно заявил Райан.
— А в вашем экипаже имеется уборная или вы остановитесь по дороге, чтобы мы могли ее поискать? — спросил отец и повернулся ко мне. — Дорогая, извини за такие подробности.
Теперь уже отец пошел на хитрость. Он никогда не употреблял слова «уборная» — сортир и сортир.
— Ничего страшного, папа.
— А в доме уборная самая что ни на есть примечательная, — сообщил отец полицейским. — Наша экономка говорит, ее оборудовали устройством вроде того, что демонстрировалось на Всемирной выставке в Гайд-парке три года назад. «Нажал — смыл» — такая, кажется, табличка висела возле него. Экономка рассказывает, что изобретатель брал пенни за каждый «смыв». Всемирную выставку посетило почти шесть миллионов человек. И каждый заплатил по пенни, представляете?
— Ну хорошо, — вздохнул Райан. — Пройдемте в дом.
Когда мы вчетвером вошли в гостиную, миссис Уорден последовала за нами и всем своим видом выражала живейший интерес к происходящему; похоже, она не могла дождаться, когда же Любителя Опиума начнут допрашивать полицейские.
— Я разожгу камин, — предложила она, найдя повод остаться и послушать.
— Не утруждайте себя, — сказал Райан. — Мы здесь не задержимся, так что не стоит нагревать комнату.
— Отец ничего не ел с самого завтрака, — обратилась я к экономке. — Принесите, пожалуйста, чай и бисквиты.
Миссис Уорден не двинулась с места.
— Пожалуйста, — с нажимом попросила я.